Атаман - Алексей Викторович Вязовский

На него упал сверху знаменосец, флаг закачался, заваливаясь, но не было никого, кто мог бы его подхватить.

* * *

Из-под копыт взметнулась пыль — мы возвращались на запад. Туда, где гремели пушечные залпы и беспросветный мрак точечно разрывался вспышками выстрелов. Этот чертов Лейк меня переиграл! Передо мной лежал его беззащитный лагерь с немногочисленной охраной, каждый в моем Отряде понимал, что там можно озолотиться. Но я приказал возвращаться, и никто не посмел ослушаться. Атаман сказал — этого было достаточно даже для таких безбашенных типов, как саланги. За время, проведенное в отряде, люди привыкли доверять своему командиру, а кому не хватило мозгов, тем популярно объяснили мои фанаты. Таких хватало — по Отряду циркулировали самые фантастические слухи о персоне Петра-сахиба. А розданный миллион рупий угомонил самых жадных. Ха, миллион! Вышло не так уж и много, когда на всех поделили. По сто рупий на рыло, а инлусам — по полтосу. Но народ проникся так, будто золотом засыпал с ног до головы!

Мы спешили. Я понял, что случилось, мгновенно: Лейк решил поставить на карту судьбу своей армии, пан или пропал. И если мы опоздаем, «пропал» выпадет на нашу долю. Гуркхов расхватали афганцы по методу людей Азмуддина-ходжи — гизарейцы в своих горах постоянно ездили на лошади по двое, я на это обратил внимание еще на перевале Саланг, — так что задержки с пехотой удалось избежать. Шли легким галопом, переходя время от времени на шаг — не дело гнать во весь опор в преддверии сражения. Шум битвы все ближе и ближе, все светлее и светлее становилось кругом. Восходящее солнце нам на руку — проще использовать наше подавляющее численное превосходство.

Открывшаяся панорама заставила запеть мое сердце. Мы вышли точно в тыл английской армии, ее пушки так и просили: приди и возьми. Ну что ж, генерал Лейк, у вас был шанс на победу. Теперь пеняйте на себя. Если успеете. Обычно мертвые себе голову пеплом не посыпают…

— Азмуддин-ходжа! На тебе парни в клетчатых юбках на правом крыле. Загони их в реку! В конную атаку не бросайся. Пугай их, не давай развернуться, добраться до своих и обстреливай издали. Джезайлы дальнобойнее, так что всех перебьете, не потряв людей. Нам они еще понадобятся — ведь нас ждет Калькутта!

— Калькутта! — взревели саланги и унеслись кошмарить горцев Фрейзера.

— Фейзулла-хан! — продолжал я тем временем инструктаж. — Всех рохиллов разворачивай в широкую лаву, и вперед на передовую линию. Каре не атаковать ни в коем случае! Только шеренги или побежавших. Сломай им строй, и тогда бригада Полмана и мадам Иоанна оставят от англичан лишь рожки да ножки.

— Понял, атаман-сахиб, да, рожки-ножки, да! — возбужденный вождь рохиллов рвался в бой, он мечтал стать человеком-легендой — тем, кто наконец-то победит проклятых инглиси.

— Полковник Ступин!

— Я! — громко откликнулся бывший сержант гарнизонной роты, а ныне командир полнокровного полка, в котором бывшие урус-сардары стали капитанами и майорами. Так было правильно, повысил их без раздумий еще во время похода на Ауд.

— Гуркху кампу атакует цепями, как учили, резервные полки англичан. Пусть не спешат бросаться со своими кукри вперед — пора показать себя непобедимой стрелковой пехотой.

— Слушаюсь! — немного неуверенно отозвался Иван Григорьевич.

Я сурово посмотрел на гуркхских джемадаров. Погрозил им кулаком.

— Рана! Смотри мне, без самодеятельности!

Курух перевел, маленький горец расплылся в улыбке, принялся кланяться, прижимая руки к сердцу, будто я пообещал взять в жены самую красивую девушку из его деревни. Делал, поганец, такие заходы, уж больно хотелось ему породниться со своим божеством, то бишь со мной.

— В атаку! — взревел я и картинно простер вперед шашку.

Отряд Черного Флага понесся за славой.

Первыми пали батареи, их обслугу изрубили рохиллы и поскакали дальше. Гуркхи развернулись в цепи и начали перестрелку с английской легкой пехотой. Несли потери — куда ж без этого? — но не отступали. Давили и давили, стреляя очень метко, словно рождались не только с кукри, но и с мушкетом.

Эх, нам бы сейчас зембуреков! Но эти любимые Назаровым твари категорически отказывались ходить по ночам.

— Нужно ребятам пособить! — сказал я своим казакам, которых оставил при себе. — Айда на батарею!

6-фунтовые орудия очень удачно смотрели на запад, на шеренги королевских стрелков. Но как из них стрелять?

— А ну-ка! Дайте мне, — раздвинул станичников Козин и споро зарядил орудие картечью.

В Измаиле научился? Ветеран — этого у него не отнимешь!

— Помогай! — гаркнул урядник.

Казаки бросились наводить орудие, помогая себе ганшпугами.

— Пали!

Пушка выстрелила, картечь стеганула по шеренге англичан, разваливая ее как подгнивший штакетник. Гуркхи радостно завопили и бросились в рукопашную. Похоже, английскому резервы кирдык?

Из клубов порохового дыма вынырнул одинокий всадник в офицерской двууголке. Он бесстрашно поскакал на нас, не обращая внимания на жужжащие вокруг пули. В его руке был палаш — настолько тяжелый, что он не вздернул его, а держал, слегка согнув руку в локте, острием вниз под углом в сорок пять градусов. Красиво! Одинокий всадник атакует захваченную врагом батарею. Хочешь войти в историю, англичашка?

Я тронул коня пятками ичигов, подхватил на ходу пику, оставленную суетившимся у пушки казаком. Постепенно ускоряясь, переводя коня в галоп, выставил вперед острие, вспоминая многочисленные тренировки с урядниками. Я теперь не та развалина, что кувыркнулась с коня в начале всех начал — я теперь с конем одно-одно! Мир вокруг замер, превратился в смазанную картинку, звуки отключились, остались только мы двое — англичанин и я. Видел каждую черточку его лица с обиженным мальчишеским выражением. Видел, как он что-то выкрикнул и начал поднимать палаш. Видел, как мощно перекатывались мышцы плеч под лоснящейся шкурой его крупного коня английской породы.

Сблизились.

Я плавно повел пикой, нацеливаясь и натягивая поводья, нанес колющий удар. Скорости брошенного в галоп коня хватило, чтобы мой выпад вынес офицера из седла на противоходе. Выдернуть, как положено, пику назад не успел — ее древко вошло во вражеское тело до половины. Он так и рухнул, хватаясь за пику, уронив палаш. Хопнулся с размаха, вогнав торчавшее из спины острие в землю.

Я соскочил с коня, наклонился над сраженным офицером.

— I’m Commander-in-Chief Lake, — прохрипел он и забился в агонии.

Луч солнца упал на нас с неба. Я поднял глаза. Ослепительно белый