Атаман - Алексей Викторович Вязовский
Это можно было бы назвать полным разгромом — Лайк так оценил ситуацию, приблизившись с резервными полками к границе лагеря. Вот только за бегущими сикхами показались ряды наступающей пехоты в белых мундирах, узнаваемые красные, синие и зеленый батальоны Бегум Самру и плотные порядки кавалерии с пиками, в которых безошибочно определялись казаки.
— Артиллерию вперед! Полкам выстроить две линии! Мы задали им перцу в крещенский день, а сегодня угостим протухшим пудингом моей тетушки! — выдал во всеуслышание Лейк, надеясь, что история сохранит его фразу. Его свита подобострастно захихикала.
Сражение закипело. По англичанам отработали единороги, батальоны ловко маневрировали, бегом выходя из-под огня. Не везде. В какой-то момент русские батареи сконцентрировали огонь на горцах из 74-го, совершенно его растерзав — казаки добили. Когда их отогнали отправленные из резерва свежий полк «печных труб» и драгуны, было уже поздно, хайлендерский батальон приказал долго жить.
Намного лучше дело пошло по центру: «вареные раки» сошлись лицом к лицу с беломундирниками, оставив пушки далеко позади, и затеяли с ними яростную перестрелку — кто кого? Маратхи на удивление держались стойко, как и войска индийской Жанны Богум, но Лейк не сомневался: еще немного, и победа останется за его людьми. «Бог не на стороне больших батальонов, а на стороне тех, кто лучше всех стреляет», — кажется, так сказал этот вольнодумец Вольтер, которого превозносили, пока кровавая французская революция не внесла отрезвление в увлекающиеся головы и не покончила с галантным веком?
Все изменил стук копыт, похожий на удары в большие тамтамы на боку слонов махараджей, столь мощный, что сразу становилось понятно — скачут тысячи коней. И они приближались с тыла! Лейк стремительно развернулся и похолодел: на фоне встающего солнца, еле-еле пробивающегося сквозь густую дымку, к батареям артиллерийских рот стремительно приближалась конная армия. Необычная. Под черным флагом. Всадники везли на крупах своих лошадей маленьких пехотинцев. Повернуть орудия на восток пушкари не успевали — они так и погибли около своих пушек, смотрящих на запад, пали под ударами кривых шашек. Лейк ретировался со своей свитой под защиту резервных батальонов, которые, заняв позицию в бывшем лагере сикхов, спешно формировали каре. На них чуть не набросилась многочисленная конница на низких лошадях. Потерпев неудачу с полками в английском тылу, она устремилась дальше, заходя в тыл шеренгам, ведущим перестрелку с беломундирниками, а на сикхский лагерь начали наступать гуркхи перекатными цепями. Первая линия делала выстрел. Пока она перезаряжалась, вторая линия пробегала вперед и тоже стреляла. Далее следовала третья, четвертая… Эта необычная тактика тут же принесла свои плоды. «Легкие роты» резерва отстреливались, но их огонь, малорезультативный, не мог переломить ситуацию (1).
— Нас же сейчас перебьют, как уток! — взвизгнул молодой солдат, хватаясь за голову — пуля унесла его черный кивер.
— Завали хлебало, сосунок, и стреляй! — зарычал сержант, огрев его древком своего спонтона.
Резерв держался, но ситуация на поле боя сразу стала катастрофической. Прибытие новой армии все изменило — передовой линии пришлось срочно перестраиваться в каре под огнем противника, и ее потери возросли многократно. Кругом носились толпы всадников, казаки прорвались и набросились, как рой разъяренных пчел, на драгунов. Метались обезумевшие лошади, потерявшие всадников, везде валялись трупы — сикхи и «красные жакеты» вперемежку.
Командер-ин-чиф чувствовал, что уже не управляет сражением. Ему оставалось лишь стоять и смотреть, как гибнет непобедимая английская армия. Кругом свистели пули. Ординарец, капитан Чемпион, признанный девушками в родном Челси настолько красивым и обаятельным, что они прозвали его «look and die» (2), схватился за обезображенное пулей лицо. Рядом бился в агонии конь генерала — семьсот гиней!, — а Лейк лишь скрипел зубами, одаривал злобными взглядами посыльных от полков, умолявших о помощи, или требовал прекратить балаган.
— Полковнику Гору не помешало бы избавиться от прилипчивых иллюзий о всесилии главнокомандующего! — выкрикнул он в лицо очередному просителю. — И найдите же мне запасного коня!
— Они подвесят нас на мясницкий крюк, сэр, — запротестовал юный офицер с глазами старика.
— Поучитесь у Харнесса! Вот кто не распускает нюни!
Учиться у полковника шотландец сейчас можно было только одному — как с честью погибнуть. Он не слал за подкреплением лишь по той причине, что горцев Фрейзера оттеснили к Гангу, и они пятились, выходя из-под обстрела, вместо того чтобы пробиваться к своим. Слишком много вражеской кавалерии, внезапно поумневший — она не бросалась в атаку сломя голову, а кружила, не пересекая верную черту мушкетного огня. Харнессу приходилось держать каре, несмотря на довольно плотный огонь из дальнобойных винтовок, который вели спешившиеся афганцы с безопасного расстояния. Эти мерзавцы удобно устраивались на земле, словно вокруг не кипела яростная битва, и стреляли с сошек под прикрытием всадников. Их было много — тысячи. Краснощекие шотландцы падали один за другим, роняя на политую кровью землю щегольские боннеты, их товарищи смыкали ряды, скусывали патроны один за другим, орудовали шомполами и стреляли, как заведенные. За их спинами не переставая играли волынщики и стучал барабан. Пока звучит волынка, батальон жив!
— Отходим к берегу, попытаемся развернуть шеренгу, имея прикрытую спину! — приказал полковник, еще не ведая, что принял роковое решение.
Стоило батальону, огрызаясь горячими свинцовыми плевками, приблизиться к реке, с воды раздались мощные пушечные залпы — в бою вступили канонерки врага со своими крупными калибрами. Целиться им было несложно: сквозь серую завесу из поднятой сотнями ног пыли проглядывало яркое пятно сбившихся плечо к плечу юбочников-красномундирников — только наводи и бей. Тяжелые ядра пробивали каре насквозь, трещали кости, кровь лилась рекой, смолкла волынка. Офицеры, подхватив ружья погибших, давно заняли место выбывших из строя и погибали точно также, как рядовые.
Харнесс, поддавшись внезапному порыву, зацепил щепотью полотнище полкового знамени, прижал его к губам.
— Горцы погибают, но не сдаются, сержант? — весело спросил он знаменосца и, подобрав с земли мушкет, ввинтился сзади в строй. — Подвиньтесь-ка, ребята, дайте поработать вашему старикану. Как мы, горцы Фрейзера, всегда говорим?
— Я готов! — завопили сотни глоток. В эту минуту шотландцы 78-го простили своему полковнику его любимую забаву пороть их для острастки.
Их становилось все меньше и меньше, все теснее и теснее смыкался квадрат каре вокруг батальонного знамени.
— Поделись, патроном, солдат, — попросил Харнесс, протянул
