Суворовец. Том 3 - Анна Наумова

— Андрей… спасибо!

— Угу! — кивнул я, жуя травинку. — Всегда пожалуйста! Обращайтесь!

И, насвистывая, зашагал еще по одному адресу.

* * *

— Привет! — так же, как и Колька, удивился мне Гришка — пацан лет тринадцати.

Гришка в нашем дворе почитался кем-то вроде авторитета. Правда, среди более мелкой пацанвы. Само собой, ни мне, ни Пашке, ни Леньке он указывать не имел никакого права. А вот пацаны его возраста и младше Гришку еще слушались. Поэтому я и решил с ним поговорить насчет Кольки, турника и связанной с этим белиберды. Из-за этой белиберды, собственно, «Буба» и стал Чебурашкой, который отправился на поиски новых друзей.

— И тебе не хворать! — кивнул я и для приличия пихнул в руки Гришке пару пустых трехлитровых банок. — На вот, возьми. Отдай бабуле.

Моя и Гришкина бабушки дружили и, соответственно, время от времени делились друг с другом домашними заготовками. Бабушка моя мастерски солила огурцы. А Гришкина бабуля Елена Федоровна делала самую вкусную в СССР «хреновину» — чрезвычайно острую закуску, от которой прошибало до самых пяток. В очередь за «хреновиной» к бабе Маше стоял весь двор. Мужики очень любили закусить ею водочку, женщины добавляли в салат. Ну а я, простой пацан, любил просто мазануть «хреновину» на горбушку черного хлеба и всласть заточить.

Поэтому мой визит с банками в квартиру к Гришке был вполне уместным. Можно было бы, конечно, и просто так заявиться на порог (Советский Союз все-таки). Но я решил подойти к решению вопроса более плавно.

— Ага! Спасибо, Андрей!

Гришка взял у меня банки и хотел было захлопнуть дверь.

Но не тут-то было. Я вовремя сориентировался и сунул ногу между косяком и дверью.

Пацан недоуменно вытаращился.

— Чего тебе?

— Ничего! — лениво сказал я. — Ты, Григорий, баночки-то поставь. И выйди. Потолкуем.

Толковать пришлось быстро — увал заканчивался. Поэтому я в двух словах и очень доходчиво объяснил Гришке, что их дурацкий бойкот пора заканчивать.

— А я че? — начал было оправдываться Гришка, не ожидавший такого разговора. — Я ниче! Это пацаны так решили!

Угу. Я не я, и хата не моя. Моя хата с краю, ничего не знаю.

Видали мы таких.

— Решили что? — уточнил я. — Загнобить парня? А он-то что вам сделал? Где в кашу нагадил?

— Ха! — Гришка усмехнулся. — Никто его не гнобил… Он же просто…

— Что просто? — перебил я его, глядя сверху вниз.

Этот пацан, в отличие от Кольки, был с гонором. Поэтому его, скорее всего, дворовая пацанва до тринадцати лет включительно и избрала своим негласным лидером. Гришка не стал исследовать носки своих тапок. Поднял на меня нахальные глаза и встал, сунув руки в карманы. Этакая небрежная поза.

— «Буба» — размазня! — широко улыбаясь, констатировал Гришка. — Он с турника валится, как куль с…

Далее последовало непечатное слово.

Я, впрочем, и ожидал его услышать.

— Ха! — теперь уже пришел мой черед смеяться. — А кто на рыбалке ужа испугался и за борт плюхнулся? А потом до вечера в платьице сестренки ходил, потому что сухих труселей не было?

Я попал в точку.

Бабуля моя несколько лет назад пригласила на дачу Гришкину бабушку Елену Федоровну. А та взяла с собой внуков-двойняшек — Гришку и Леночку, лет восьми.

Приглашение на дачу, само собой, подразумевало не только посиделки, но так называемый «активный отдых на свежем воздухе». Подвязав кусты и закатав банки, пожилые дамы уселись за столом и открыли бутылочку вишневой наливки.

Я решил не мешать обсуждению важных вопросов вроде лечения соком алоэ и намылился свалить из дома к пацанам на речку. Но бабуля успела ухватить меня уже на выходе за подол майки и велела взять с собой Гришку.

Милая, тихая и улыбчивая Леночка с ее совершенно кукольной внешностью дамам совершенно не мешала. Сидела себе преспокойненько и нянчила свою куклу, потерявшую незнамо где один глаз. А вот терпеть рядом с собой ее говорливого, надоедливого и во все встревающего братца бабушки не хотели. Гришка имел пакостную привычку всех перебивать и постоянно лезть в разговоры взрослых. Поэтому бабушки и сплавили его куда подальше. Под моим присмотром.

Мы с пацанами — Лехой и Деней — тогда собирались покататься на лодке и наконец попробовать пивка вдалеке от взрослых. Только вот покатушки на лодке обернулись самым настоящим кошмаром. Гришка все время ныл, что ему жарко, мухи кусают и т.д.

Пару раз я Гришку пристрожил. И довольно жестко. Сиди, мол, и помалкивай. А то сейчас на весла сядешь. И плыть мы будем аж до самой Москвы!

Но Гришка все не унимался. И в конце концов потребовал себе пива.

— Налейте мне! — канючил он, указывая на банку с янтарно-желтой жидкостью. — А то я бабушке скажу… А-а-а-а!

Договорить ябеда не успел. Увидел случайно заползшего в лодку ужа и мигом прыгнул за борт, не умея плавать. А мне ничего не оставалось делать, как нырнуть следом.

Испуганного и нахлебавшегося воды Гришку мы, само собой, вытащили. И тут же отправили домой, выдав подзатыльник и велев строго-настрого молчать. Про пиво юный пловец никому ничего не рассказал. Боялся, видимо, второго подзатыльника. А вот гулять ему по участку еще полдня пришлось в платьице своей сестренки, потому что другой сухой одежды не было — бабушка Елена Федоровна затеяла большую стирку.

И вот теперь мне пришлось припомнить этот эпизод.

Не беда, что с того случая прошло уже несколько лет. Пацаны, само собой, со смеху покатятся, если узнают, что «крутой» и хулиганистый Гришка полдня проходил в женском платье. Кирдык тогда его карьере дворового лидера. Даже малые с ним здороваться перестанут.

И Гришка это хорошо понимал. Правда, для приличия все же решил поспорить.

— Давно было! — упрямо сказал он, покраснев. — Пацаны не поверят.

— Мне поверят! — с достоинством кивнул я. — Ну так что? Уговор! Вы отстанете от «Бубы», а я молчу про то, как девочка по имени Гриша разгуливала по двору в платьице сестренки?

Гришка потупился, помолчал немного, а потом будто нехотя дернул плечом и кивнул.

* * *

В училище я вернулся с чувством выполненного долга.

Сейчас у Кольки все должно быть чики-пуки. К гопоте он вряд ли еще разок сунется.