Военный инженер товарища Сталина 2 - Анджей Б.
Старлей перескочил на несколько шагов вперёд. Крепче вжался в ствол дерева гинкго, трясущимися руками лихорадочно выворачивая карманы в поисках хоть какой-то защиты. Плотоядные гигантские стрекозы триасового периода достигали полутораметровой длины, и — матерь божья! Эти твари сейчас нападут на него, стоит только хоть раз шевельнуть рукой.
Это их царство. Полноправные хозяева планеты — они . Задолго до млекопитающих.
— О-о, черт, черт, черт! — почти что взвыл он от бессилия.
С опаской прислушался.
Шорохи, шуршание, писки. Далекий рев крупного плотоядного ящера. Шелест крыльев носящихся повсюду меганевр — всё это разом заполонило его барабанные перепонки. И он был центром в этом царстве насекомых.
Мезозой. А он, Игорь, пилот советской авиации — единственный разум на всей этой планете. И это ещё мягко сказано.
Он уже делал первый шаг от дерева, когда почувствовал молниеносную жалящую боль, пронзившую левое плечо со стороны спины. Удивлённый столь бесцеремонным обращением, но, тут же, понимая, что его всё-таки укусили, он обернулся всем телом и застыл на месте.
— О-ох! — вырвался стон.
Безобразная, устрашающих размеров артроплевра — она же гигантская многоножка триасового периода, достигающая трехметровых размеров — с шестьюдесятью хитиновыми лапами, извиваясь, выползла сверху. Впилась клешнями в плечо. Впрыснулся парализующий яд, от которого не существовало иммунитета. Сделала своё дело, застыла, покачиваясь из стороны в сторону, как кобра под дудкой факира, ожидая действия яда. Примерно так ожидают эффекта некоторые ядовитые змеи, укусив беззащитную мышь. «Мышью» в данном случае оказался сам Игорь. Тотчас перехватило дыхание. Схватившись за грудь, он принялся рвать на себе куртку, хватая ртом насыщенный озоном воздух. Яд начал действовать моментально. Пилот вдруг увидел под ногами как бы проецируемую на экране картину копошащихся гигантских тварей. Нечто подобное аномалокарису — морскому скорпиону невероятных размеров — остановилось у ног путешественника, но гигантская артроплевра зашипела, и аномалокарису ничего не оставалось, как ползти дальше: это не его добыча. Он найдёт жертву попроще.
Тело становилось невесомым — именно так, видимо, чувствуют себя астральные йоги, погрузившись в нирвану вселенского бытия. Подобно укусу обычного комара или присосавшейся пиявки, эта многоногая тварь впрыснула в кровь Игоря некую обезболивающую слизь. Старлей почувствовал умиротворяющий покой и облегчение от всего мирского зла. Он превращался в парализованный кокон — безжизненный, отрешенный, законсервированный и готовый к употреблению в пищу. Утренний завтрак для триасовой сколопендры.
Поддавшись воздействию яда, сознание Игоря покинуло тело. Воспарилось к кронам деревьев. Расплылось, растворилось. И теперь с высоты он как бы смотрел вниз совершенно бестелесной оболочкой. В один миг перед ним возникли видения. Он видел себя — там, внизу, прислонившегося к дереву безжизненным коконом.
…А потом его повлекло по просторам вселенной.
* * *
Разум старшего лейтенанта был теперь бесконтрольным. Проносились мимо эпохи — одна за другой. Сменялись периоды. История эволюции планеты мелькала перед его подсознанием. Тело оставалось внизу, у деревьев, а душа неслась куда-то вперед. Динозавры, рептилии, первые птицеподобные ящеры. В одних амфитеатрах он мог зависать над землей, и с высоты птичьего полета наблюдать за присущей только этому комплексу экосистемой. В других мог лицезреть вдали на раскинувшихся под ним равнинах тех или иных представителей животного мира планеты в разных её геологических периодах. Опускался в ущелья. Поднимался к вершинам, холмам — благо, в каждом комплексе все расстояния были сжаты, уменьшены, свернуты в пространстве. За десять минут своего полёта он мог преодолеть сотни и тысячи километров — мгновенно, не тормозя и, не делая облётной дуги.
Затем снова он мчался вперед, не чувствуя ни притяжения Земли, ни ее гравитации. Бег часов, минут и секунд сжался для него в бесконечно малый отрезок времени. А расстояние и пространство свернулось спиралью, давая тем самым возможность охватить все комплексы, амфитеатры, все периоды и эпохи Земли целиком.
Перед Игорем проплыло и развернулось всё формирование Земли как планеты. Господство и Великие вымирания целых биомов. Разломы и перемещения континентов. Дрейф материков и восемь ледниковых периодов. Зарождение млекопитающих. Развитие эволюционного процесса становления Homo Sapiens как вида, минуя ветви тупиковых эволюций синантропов, австралопитеков и прочих гоминидов. Он видел, как бы, находясь вне Земли, из космоса, падения на неё огромных астероидов, после чего планета возрождалась заново, проходя все этапы расцвета жизни на ней. За несколько часов парения, его подсознание побывало в силурийском, пермском, ордовикском, каменноугольном периоде. В плейстоцене и прочих эонах — не обязательно в хронологическом порядке, в котором они шли друг за другом во время формирования Земли. Казалось, яд артроплевры стал неким катализатором столь чудных видений. Ему, летчику Мурманской авиации, будто показывали широкомасштабный фильм всей эволюции матушки-планеты. Кто показывал? Какие силы руководили его разумом в этот момет, Игорь абсолютно не знал. Он просто парил в небесном зените, видя под собой отравленное укусом тело, прислоненное к дереву.
Потом…
* * *
Потом вдруг все внезапно исчезло. Прервалось. Панорама мелькающих картин завязалась в узел, блеснула и, вспыхнув, пропала. Ноль в квадрате. Пустота. Онемевшее тело обрело подвижность. Сработал ли эффект защитной реакции организма на ядовитый укус — неизвестно. И что было дальше, Игорь помнил с трудом. Оглядев мутным взглядом просвет между папоротниками, оставив за спиной артроплевру, он, подобно лунатику, пошел наугад — все вперед и вперед. Шел, спотыкаясь, не разбирая дороги. Брел, натыкался на острые листья, ничего не видя вокруг. Говоря откровенно, в этот миг советский пилот представлял собой манекен,
