Военный инженер товарища Сталина 2 - Анджей Б.

— Замолчи! — взмолился я, едва не пуская слезу. — Не узнаешь этот голос?

Вжу-ууухх… фиу-ууу…

— Как я могу узнать, ёптыть, если помехи мешают? — завыл мой охранник, хватаясь за голову. О бедном желудке не могло быть и речи — Борька вмиг позабыл об уборной.

— Тихо! Вот, снова! — предостерег я его выпад.

— Повторяю. Александр с Борисом, код «Красная Заря». Говорит ваш куратор проекта. Если вы меня слышите, оставьте о себе сообщение в мусорном баке на улице Югендштрассе, дом восемь. Ежедневно он просматривается нашими людьми. Самим не стоит ходить. Напишите…

Фиу-ууу… вжу-ууххх….

— …записку, что вы живы. Если у вас есть связь с немецкими друзьями, пусть они оставят ее в мусорном баке. Повторяю, улица Югендштрассе, дом восемь…

Вжу-уууххх…

Помехи окончательно забили эфир. Но этого хватило, чтобы уловить смысл послания. Как по заказу — помехи забили в самом конце. Красота!

Мы остолбенело уставились в ящик. Потом Борька вскочил:

— Я узнал! Узнал этот голос!

Мне оставалось только улыбнуться.

Да. Это был голос нашего Ильи Федоровича. Нашего начальника КБ и проекта «Красная Заря». Нашего члена Военного Совета фронта, и, по сути, моего ангела-хранителя. Ни больше, ни меньше.

Спустя пять минут бурных восторгов и поздравлений, во время которых Борька кричал, что нас не забыли, о нас помнят и знают, Юрген решительно поднялся:

— Я отнести записка. Мой знаком с этой улица. Знать, где она.

— Я с тобой, — подхватил Олег. — Буду присматривать. Волна приемника закодирована, но вдруг прослушивалась гестапо.

— Если бы прослушивалась, — заявила Катерина, — их бы с Борисом предупредили в сообщении. Наши друзья на радиоточках Берлина контролируют весь эфир — это я знаю. Пока еще ни одна кодированная волна не попала под сеансы прослушки.

— Да? Тогда ладно, — вскипятился Борис. — Саня, пиши сообщение. Так, мол, и так. Тыры-пыры, мы здоровы. Тары-бары, мы в гостях. Бухаем шнапс, слушаем по приемнику музыку.

— Прекрати! — зашелся я смехом.

Хохотали все до упаду. Вечер был в самом разгаре, когда я принялся за составление послания в мусорный бак города Берлина.

…Наступала предновогодняя ночь. Ночь сорок пятого года.

Глава 15

Мезозой.

Барокамера.

Игорь-пилот.

Воздух казался таким же тёмным, как и небо над лесом. Он плотным, едва мерцающим покрывалом окутал саркофаг барокамеры. Колыхался вокруг летчика, исторгая последние безжизненные импульсы вихря.

Гигантизм, несомненно, был налицо, и путешественник почувствовал себя бесконечно малой величиной в этом царстве циклопических колоссов. Однако не это было главным. На поверхность всплывал весьма конкретный вопрос:

Куда его, к чёртовой матери, занесло в этот-то раз? В какую эпоху геологического периода планеты попал? Судя по растительности и окружающему гигантизму, первое, что пронеслось в голове — никак не меньше чем за 30–50 миллионов лет назад. И это ещё мягко сказано — возможно, и намного раньше. Откровенно говоря, Игорь уже заранее знал — ещё там, в Ледниковом периоде — что червоточина перенесет его в глубину геологической истории планеты. Однако он не мог даже предположить, что конечным пунктом его высадки будет настолько далёкий пласт эпохи, что он окажется среди исполинских папоротников и плаунов.

О мезозойской эре он знал из учебников офицерской академии. Плюс сам интересовался, читал в разных источниках — еще там, у себя, до войны.

И как бы откликаясь на его размышления, на ближайшую ветвь дерева выползла огромных размеров щетинистая жужелица, величиною с его собственный рост, способная задушить своими кольцами годовалого телёнка. Клешнеподобные лапы резво перемещались под панцирным телом, отчего казалось, что она плывёт по древесной поверхности, огибая сучки своими волнистыми движениями.

— О-ох, че-еерт! — замерев на месте, Игорь начал лихорадочно соображать, что делать дальше. Еще не восстановившийся, после переброски мозг, в считанные доли секунды сгенерировал сразу несколько решений. Стрелять в ползучую тварь было бессмысленно: они находились повсюду. Да и чем стрелять-то? Если посудить, последний раз он держал в руках пистолет еще там, у себя, на Курской дуге. Уже в штабе маршала Нея он был без оружия. Пистолет каким-то образом исчез во время переброски капсулы. Остался только фонарик и золотая табакерка, подаренная императрицей. Именного оружия не было и в пещерах неандертальцев. Осмотревшись вокруг и задрав голову к вышине крон, он отчётливо разглядел великое множество насекомых-гигантов, отчаянно предчувствуя, что попал в настоящее царство членистоногих. Деревья, земля под ним буквально кишели. Богомолы, скорпионы, пауки, сороконожки, жуки — вся эта мерзость ползала, извивалась. А светящиеся пятна, напоминающие ему об огнях святого Эльма, были ничем иным, как огромными ночными светляками, величиной с его собственный локоть.

Он выхватил фонарик, но тут же спохватился: на свет луча слетятся сотни этих тварей, и неизвестно ещё какой из двух подходов они к нему выберут — облепят его со всех сторон, или сразу искусают до смерти. Вот оно — настоящее царство доисторических гигантских насекомых! «Поздравляю, друг мой. Добро пожаловать в триас! — мысленно обратился он к себе. — Что может быть прекраснее?»

И убийственнее …

То, что он сейчас оказался в триасе, теперь не представляло сомнений. Где, в какой эпохе еще обитали такие колоссальные насекомые? Только в триасе. Это он знал из учебников.

Барокамера исчезла так же внезапно, как попала сюда. Пошла гулять по другим измерениям, выискивая вектором тот светящийся маркер, что был введен Александру под кожу. Тому Александру,