Атаман - Алексей Викторович Вязовский

Англичане дернулись, обнаружив смещение огромной массы кавалерии, заходящей ей в тыл, замерли, не переходя верную черту ядер противника.
«Ученые, заразы! — посетовал Платов и взмолился, — Господи, помоги, отведи глаза супостату!»
И вдруг Бог услышал его молитвы — красномундирники в дурацких круглых черных киверах, прозванных за их внешний вид «печными трубами», двинулись дальше. Их артиллерия, вместо того, чтобы поворачивать к реке, чтобы разогнать вражескую конницу, продолжила выдвижение вперед.
Атаман тут же указал шашкой на точку переправы. Полковники его поняли и стали загибать конный строй, готовя казацкие эскадроны к самой опасной части маневра — к обратному переходу через неширокую речку с ее невысокими, но обрывистыми берегами. Как не экзерцируй войска, как не повторяй сей маневр, но перед Карамнасой полки замедлят ход коней, собьются в кучу, перемешаются и, лишь миновав водную преграду, смогут восстановить порядок в рядах.
В-з-жжжж…
Небо разверзлось над казаками!
Никогда в бою оно не волновало идущего в бой донца. Все происходило в плоскости, пространство сужалось до узкого квадрата между ушами коня или, у более опытных, до неширокой панорамы, чтобы не пропустить летящую стрелу или направленные в тебя пику, палаш, занесенную саблю. А тут хошь не хошь, а голова сама собой к солнцу задралась. Яркую синеву прочертили дымные следы, а привычные звуки топота идущих в атаку коней разрезали пронзительные свистящие звуки. На донцов летели огненные болиды.
И начался ад.
В огромную массу кавалерии ударили огромные горящие стрелы (1). Одни, разбрызгивая пламенные сгустки, проносились сквозь ряды, чтобы кого-нибудь сбить с коня или срезать острыми лезвиями, пролетая мимо. Другие ударялись об землю, взрывались или подпрыгивали и уносились вверх или вбок по хаотичной траектории, распугивая людей и лошадей. Уже сотни дымных следов расчертили небо, уже множество взрывов вызвали панику и ужас, заставляя коней вставать на дыбы, метаться, сбрасывая наездников. Суеверным казакам показалось, что сами небеса набросились на Войско, что призвано какое-то страшное колдовство, способное погубить род казачий. Все бросились врассыпную, перемешались — вышедшие из-под контроля кони, перепуганные люди. Крик, дикое ржание… Войско превратилось в неуправляемую толпу, а вид покалеченных, обожженных людей вносил свою страшную лепту в картину полного хаоса. Полковник Белый с перекошенным от страха лицом вопил благим матом, потрясая окровавленной культей, в которую превратилась его твердая рука. Пара его сотников уже валялась на земле, стоптанная чужими конями. Аргамак Платова понес, не слушая узды и плети, чтобы в итоге влететь в незаметную дыру в земле и, сломав ногу, рухнуть на землю, сбрасывая атамана.
Удар о пашню с редкой стерней вышиб из Матвея Ивановича дух. Рядом громыхнуло так, что, казалось, небо рухнуло на землю — это взорвалась артиллерийская повозка, в которую попала страшная стрела. Брызги щепок и осколков, языки пламени — выжившие бросились куда глаза глядят. Тяжело контуженного атамана чуть-чуть не затоптали кони — он ничего не соображал. Чудом избежав опасности, пытался встать, но ноги не держали. Рядом бился золотистый аргамак, рыдая как ребенок.
— Дядька! Коня мово возьми, — подлетел неродной племяш Васька Кирсанов с белыми от страха глазами.
Он спрыгнул с коня и помог оглушенному атаману забраться в седло.
— Нечистая сила! Нечистая сила! — крестился есаул, не переставая.
Сквозь туман в голове, атаман пытался сообразить, что происходит. Огненно-дымные стрелы продолжали падать с неба. О точности говорить не приходилось — летели как Бог на душу положит, но в том-то и беда, что разбежались по окрестным полям казаки, и им казалось, что смерть везде гонится за ними. Пугались одного только звука и, едва разминувшись с очередным разрывом, уносились все дальше и дальше. Уже не рассеявшаяся толпа — каждый сам за себя, спасайся кто может! Тысячи людей, несомненно, храбрых и опытных, превратились в неуправляемое перепуганное стадо.
Муть не прошла, но, напрягая волю, атаман увидел, что через реку идет вражеская кавалерия. Донцов могли бы спасти сикхи, принять удар на себя, но они исчезли. Беда всюду кружит и казака сторожит — из далекого прошлого вынырнули давно забытые слова:
— Донцы! За православную веру, за ваших братии, за матушку-царицу — за все, что есть на земле святого и драгоценного для русского чувства! — закричал из последних сил атаман, вздрагивая к предавшим небесам свою шашку.
Давно уж не стало матушки-Екатерины, с ее сыном и внуком отношения не сложились, но только в ней, заступнице и благодетельнице, в памяти о ней черпал свои силы атаман.
Но чудо! Его призыв был услышан! Спешенные казаки начали сбегаться к нему, подхватывая с земли брошенное оружие. Опомнившись, всадники строил ряды, повинуясь приказам уцелевших командиров. Их было мало — всего пять сотен против надвигавшейся многотысячной орды врага. Но не привыкать казаку биться малым числом. Затарахтели ружья, сохранившие пики разворачивались в лаву. Ими командовали Астахов и Миронов, закручивая круговерть. До слуха атамана донесся знакомый голос — то Дюжа поспешал на помощь, собрав кого смог.
Все бы ничего, могли бы отбиться, но одним из атакующих английских полков оказались уланы, почему-то наряженные в тюрбаны с яркими медными кокардами (2). Эти с пиками обращаться умели и строй держали плотный. Накатывались стальной щетиной и… нарвались на картечный залп! Немногие уцелевшие донцы-артиллеристы развернули в этом хаосе пару пушек и щедро приласкали пикинеров свинцовым горохом. Строй уланов распался, пошла сеча.
Платов бился в первых рядах. На него выскочил воин в доспехах и шлеме-шишаке, замахнулся копьем. Неизвестно откуда взявшийся и непонятно где нашедший себя лошадь Васька Кирсанов ударил пикой вражеского коня в ноздри. Тот взвился, но противник все ж таки завершил удар, пробив насквозь шею скакуну атамана. Платов не растерялся, вовремя спрыгнул и тут же полетел кубарем на землю от удара в спину. Перед глазами мелькнули копыта с большими железными подковами, рассеченная голова Миронова, свисавшего с седла, а через мгновение на атамана свалился визжащий от ярости кавалерист в красном мундире и высокой черной шапке с пером. Атаман вцепился ему в шею, запуская пальцы за подбородочный чешуйчатый ремень. Англичанин — тут сомнений уже в национальности не было, ибо тот орал исключительно «god damn» — вывернулся и ударил атамана эфесом тяжелого палаша.
Прежде чем Матвея приняла в свои объятья спасительная темнота, он понял, что ему не давало с утра покоя. Петя! Не надо было отсылать Петю!
(1) До появления пробкового шлема в британских колониальных