Железный лев. Том 3. Падаванство - Михаил Алексеевич Ланцов

— Про мирный договор.
— Про мост…
Спустя пару минут цесаревич медленно по стеночке прошел и сел на стул. Потрясенный и совершенно уничтоженный.
— Это все ваши либералы…
— Государь, заказчиком этого убийства почти наверняка является лорд Палмерстон, — осторожно возразил министр иностранных дел.
— А кого он использует⁈ Чьими руками делает все это⁈
— Достоверно мы не знаем.
— А разве кроме либералов есть еще кто-то?
— Да, — мрачно кивнул граф Орлов. — На самом деле именно либералы едва ли решатся на такие акции. Они не любят мараться. Попустить, закрыв глаза, или помочь деньгами — это да, но не самим убивать. Но в Европе хватает людей, настроенных очень радикально и решительно. Она живет в шаге от кровавого террора.
— А почему вы считаете, что это сделал лорд Палмерстон? — поинтересовался цесаревич. — Разве есть доказательства?
— В таких делах почти никогда не бывает доказательств, Александр Николаевич. Здесь иной подход. Сначала надо смотреть на то, кому это выгодно. А потом из числа найденных, искать тех, кто смог бы все это реализовать. К тому же лорд Палмерстон имел неосторожность хвастаться своими успехами в организации революций.
— А если его кто-то хотел подставить?
— Кто? — неуверенно улыбнувшись, спросил граф Орлов.
— А разве не вы должны на этот вопрос ответить? — повел бровью цесаревич.
Министр иностранных дел нервно улыбнулся.
— Ваше императорское высочество, в этом вопросе я полностью согласен с мнением графа Толстого о том, что за всеми группами так называемых борцов за народное счастье всегда стоят иностранные разведки. Где-то прямо, где-то косвенно.
— Здесь хочется поспорить, да сложно… — покивал цесаревич.
— Кто конечный интересант переворота во Франции? Лондон. Ведь к власти пришел Луи-Наполеон, подчеркнуто лояльный и дружественный Англии.
— А в Австрии? Что там произошло?
— Сначала ушел Меттерних, человек, на котором держался наш союз с ней. Потом отрекается Фердинанд в пользу молодого и неопытного Франца Иосифа, делами которого в итоге начинает заправлять Феликс цу Шварценберг. Да, он из ближайшего окружения Меттерниха. Да, он вроде как консервативных взглядов. Но правительство он собрал либеральное, из-за чего в целом союз России с Австрией утратился всякое практическое значение.
— Вы думаете?
— Это совершенно точно. Франц Иосиф слишком молодой и осторожный, я бы даже сказал — нерешительный. К тому же он занят другими делами. Ему бы власть удержать. Так что… подобным маневром Англия увела Австрию из-под нашего влияния.
— А венгры? — подал голос цесаревич. — Не похоже, чтобы англичанам их восстание было выгодным.
— Венгры выступили главным инструментом давления на престол. Если бы не их восстание, то едва ли получилось все это провернуть.
— А почему что ни Фердинанд, ни Франц-Иосиф не обратились к нам за помощью?
— Обратились. Я только сегодня утром получил письмо от Феликса цу Шварценберга[1] с просьбой оказать им помощь в подавлении восстания.
— И вы молчали? — удивился Николай Павлович, аж чуть пристав.
— На фоне событий в Берлине я хотел выдержать хотя бы один день. К тому же, это все выглядит как ловушка.
— Вы шутите⁈ Ловушка⁈
— Само письмо написано очень обтекаемо, без какой-либо конкретики. Кроме того, австрийские войска не уступают венгерским и потихоньку их громят. Наша помощь им не нужна, такое обращение — это ведь урон чести. А они обращаются. Значит, хотят нашими руками сделать всю грязную работу, сами же остаться чистенькими. Иного смысла я в этом не вижу.
Цесаревич поглядел на отца.
Тот мрачно и молча слушал. Видимо, совсем не предавая вниманию тому, что граф Орлов местами говорит как Лев Николаевич. Цесаревич тоже со Львом Николаевичем переписывался и был знаком с этой аргументацией.
— А Пруссия? Я, признаться, совсем не понимаю логики поступка. — нарушил тишину Александр Николаевич.
— Сначала лорд Палмерстон захотел перетащить их в стан своих союзников. Ради чего революционеры и пошли к Фридриху-Вильгельму с короной. Если бы он ее принял, то оказался у них практически в заложниках. А это либеральное правительство, явно настроенное против нас. Но Фридрих-Вильгельм отказался. Поэтому, чтобы выбить у нас самого сильного союзника в Европе, они просто устроили этот взрыв.
— Альбрехт все еще наш друг, — возразил цесаревич.
— Он испуган. Сильно напуган. И я уверен в том, что он не решится открыто нас поддерживать. Кроме того, он совершенно неопытен в государственных делах. И кто именно встанет возле него — большой вопрос. Быть может, будучи сильно напуган, он пойдет на ненужные нам компромиссы.
— Как страшно жить… — мрачно прошептал Николай Павлович. — Люди, что звери.
— Лорд Палмерстон… — покачал головой цесаревич. — Может, все же отправим в Англию графа Толстого?
— Боюсь, что его корабль даже не доплывет. Слишком много слухов. — покачал головой граф Орлов.
— А с австрийцами что делать?
— Просьба совершенно пространна и неопределенна. Поэтому мы можем высказать свою озабоченность и разрешим им вербовать добровольцев на нашей земле.
— И все? — повел бровью Николай Павлович.
— Государь, Австрию уже разыграли. Она битая карта. Негоже нам сейчас туда лезть. Во всяком случае вот так.
— Я не пойду на нарушение слова!
— Вы его давали тому, кто отказался от своего престола, а не его племяннику. И уж точно вы не обещали защищать либеральное правительство в Вене. Я совершенно убежден, что эта просьба — очередной выпад англичан против нас.
Николай Павлович нахмурился.
А потом аж почернел лицом.
Посмотрел на сына. Тот выглядел не лучше. Взрыв семьи Фридриха-Вильгельма на него произвел неизгладимое впечатление. Казалось, словно бы порывом ветра с него сдуло немалую часть его былых убеждений…
[1] В оригинальной истории министр иностранных дел Австрии Феликс цу Шварценберга направил письмо с просьбой о помощи 21 апреля (3 мая). Здесь немного задержался.
Часть 2
Глава 4
1849, июнь, 19. Анапа
Шумел прибой.
Кричали и какали чайки.
Николай Николаевич[1] стоял на берегу Черного моря и, сняв китель, наслаждался нежным, теплым ветерком. Этаким зефиром.
Старший из братьев Толстых зачастил сюда — в Анапу. Сначала сопровождал того кораблестроителя из-за моря. А потом так — просто по делам. Особенно после появления Путилова, на которого легли многие старые заботы Николая Николаевича. Он же сам занялся этим приморским вопросом… вопросами.
А,