Товарищи ученые - Петр Алмазный
— Именно так! Слушай, Ярый, ну ты же был там, сам его видел. Да и все были! Ничего не почувствовали, никаких странных впечатлений?
Парни переглянулись. Все честно сознались, что никаких предчувствий. Интуиция промолчала.
— А у нее, стало быть, запульсировала. Это у Ирки-то, — не без сарказма вымолвил Фрэнк, — где ума палата!
— Это не ум, — наставительно сказал я, — вернее, особый ум, не логический…
— Неклассический! — блеснул познаниями Вовка. — Квантовый!
Тут народ малость расшалился, мне пришлось вновь вводить всех в рамки темы.
— Так чего вы хотите? Нет, она не дура! Только мыслит не суждениями-выводами, а прямым контактом с миром.
— Ну, это ты мощно хватил, — усмехнулся Георгий.
— Нормально я хватил. Как бы там ни было — я Ирке верю на все сто! Вот обычного-то ума просто у нее не хватит сочинить такое. Значит, было! Кленов был чем-то озадачен, угнетен. Так? Так. Был угнетен, а через сутки — труп. Случайность⁈
Все помолчали, переглядываясь.
— То-то же, — сказал я профессорским тоном.
Георгий многозначительно откашлялся:
— По-моему, пришла пора взбодриться!
И взял бутылку.
Восприняли по рюмке. Закусили. Я заел лимонной долькой и изрек:
— Таким образом, мы можем выстраивать конструкцию…
Конструкция моя была такова: в Сызрани-7 действует вполне развитая вражеская агентурная сеть. Сколько их именно? — сказать наверняка нельзя, но явно не один. Члены этой группировки имеют возможность оперативно перемещаться по территории, изготавливать ключи, проникать, устанавливать прослушку. А главное — кто-то из них, возможно лидер, имеет доступ к оперативной информации. И через нее рвется уже к информации научно-технической, имеющей бесценное значение для потенциального противника.
— Можно сказать, что Кленов был членом этой шайки-лейки. И что-то у них там пошло не так. Настолько не так, что они его устранили. Пошли на это, конечно, не от хорошей жизни. И замаскировали под несчастный случай. Логично?
Парни переглянулись.
— Ну, в целом, да, — осторожно признал Фрэнк.
— Вот исходный пункт, от которого нам надо стартовать, — заявил я с торжеством.
Минашвили сделал чрезвычайно глубокомысленное лицо:
— Э-э, а кому это — нам? Мы имеем какое-то отношение к контрразведке?
Вопрос справедливый. Все примолкли, ожидая ответа от меня. И я сказал:
— Имеем.
Это прозвучало так твердо, что тишина сделалась тише.
— Поясню, — сказал я.
Разумеется, я понял скепсис Георгия. Всяк должен заниматься своим делом. Физики — думать над формулами, копаться в приборах; медики — лечить; а контрразведка — ловить шпионов. И это справедливо, кто бы спорил. Так я и сказал:
— … Кто бы спорил!.. Но есть нюанс.
— То есть?.. — Вован наладился подгрести столовым ножом икру из баночки.
— То есть, они — Пашутин и его команда — не знают того, что знаем мы. Это наш плюс. Вопрос времени — вот что главное. Вопрос времени! Допустим, побежим мы к Пашутину со своими грандиозными открытиями. Пока суд да дело… А если эта группа враждебная есть — а она, похоже, есть — то вскрывать ее надо как можно быстрей. Ведь посмотрите, дело дошло до убийства!
— Если это убийство…- осторожно поправил меня Вовка.
— Ты тоже прав, Вольдемар, — сделал я реверанс ему, — формально, разумеется, так говорить нельзя. Но к черту формальности!
Тут я почувствовал, что должен сейчас попасть в яблочко. Сказать то, что проймет моих друзей до самого душевного ядра. По крайней мере, до какой-то такой струны, что зазвучит в такт сказанному. Только надо верно подобрать слова! И зазвучит струна, не может не зазвучать. Или я не разбираюсь в людях. А я разбираюсь.
— Подумайте сами, товарищи ученые! Что сейчас перед нами? Задача со многими неизвестными. А что такое наука? Это решение сложных практических задач. И что — мы, профессионалы, не сможем сами решить эту задачу⁈ Да сможем, я уверен! Каждый давайте включим свою внутреннюю ЭВМ! — я легонько постучал пальцем по виску.
Сработало. Вдохновенная речь упала теплым дождем на подготовленную почву. Поперли всходы.
Первым поддержал меня Фрэнк:
— А что⁈ Разве игра в сыщика — не прокачка мышления вообще? Отличный тренинг! Давайте попробуем, ребята, я только за!
Эти золотые слова стали переломным пунктом, да к тому же Минашвили разлил по второй, то бишь финальной порции. Санька пробормотал:
— Ну, раз пошла такая пьянка…
— Режь последний огурец! — подхватил Яр.
— Огурец резать не надо, — весело сказал я, берясь за рюмку, — а вот думать — это да. Думать надо непременно. Ну-с, поехали? За что поднимаем бокалы?
— За научный поиск! — решительно произнес Фрэнк. — Открывающий любые загадки!
Насчет любых Саня, возможно, и погорячился, но возражать ему никто не стал. Выпили, закусили, мозговой штурм вздулся с новой силой.
— Ну пусть! — горячился Татаренко, — пусть эта группа есть! Допустим. Допустим, что покойник принадлежал к ней. Но как определить остальных⁈ Вот в чем вопрос, почти по Шекспиру!
— Надо искать его связи, — рассудительно предложил Гога. — По лаборатории. Среди женщин. Я так понял, что он тот еще Дон Жуан был?
— Казанова, — плеснул эрудицией Сашка, с удовольствием жуя бутерброд со шпротами и икрой — странноватое изобретение, но едок от него явно испытывал блаженство.
А Георгий внезапно сказал:
— Да, и ансамбль этот… песни и пляски народов Аляски. Как он там, «Большой взрыв»?
Я победно рассмеялся:
— Точно! Точно. Жорж, ты гений!
— Ну, где-то присутствует… — заскромничал эскулап.
Он сам, без всякой моей подсказки озвучил то, о чем я уже думал.
Все стрелки упорно сходились на Федорове. Он и покойник работали в одном корпусе. Участвовали в одном ансамбле. И наконец, не кто иной, как Костя Федоров заявился к нам в лабораторию со смутными разговорами. И вел себя… ну, не сказать, что подозрительно, но загадочно. Для версии этого хватит.
— А теперь, — сказал я Фрэнку, — напомни-ка нам, когда Серега Маслов отсюда смотал удочки?
— Да месяца два назад. Может, поменьше. В конце мая.
— В конце мая, значит. Так! А Костя когда объявился?
Сашка сдвинул брови:
— Сейчас припомню… А в самом начале весны! Может, даже конец февраля… Нет! Все-таки уже весна была. Март.
— Так, — утвердительно-задумчиво произнес я. — Как это в песне поется: отчего у нас в поселке вдруг такой переполох?
— Там не совсем так
