Да не судимы будете - Игорь Черемис

— А его и взаправду уволили?
— Кто ж знает? — я дернул плечом. — Любимов его постоянно увольняет, но потом отменяет свой приказ. Высоцкий же алкоголик, сам слышал — спектакли срывает, дисциплина хромает, поводов много. Но и он прав — народ часто ходит именно на него, а не на спектакли Таганки. Так что тут палка о двух концах.
— Хм… хорошо, что никогда не работал по театрам, — Валентин почесал в затылке. — Если бы я его не скрутил, ты что стал бы делать?
— Без понятия, — я развел руками. — Даже мыслей не было в тот момент. Я у Любимова четыре контрамарки в свое время выпросил на завтрашний спектакль. Две отдал женщине-театралке, которая помогла из одного дела выпутаться, а ещё две — бывшему своему начальнику из московского управления, полковнику Денисову. Вот и думал, наверное, о том, чтобы ничего не испортить, чтобы они завтра удовольствие получили. Но, видимо, не судьба…
— Да уж, не судьба. А что за Ванька и клоуны?
Я не знал, когда Высоцкий написал эту песню, но судя по его ошарашенному взгляду, он либо её только-только закончил, либо находился в процессе. Поэтому ответил я с определенной долей уверенности:
— Песня, над которой Высоцкий сейчас работает. Про супругов из народа, которые телевизор смотрят. Забавная. Но, кажется, на публике он её не пел. Это я специально, чтобы он убедился во всемогуществе Комитета. [3]
Мы засмеялись, заслужив мимолетную порцию внимания прохожих. Потом всё же погрузились в «Волгу» и отправились на службу.
[1] Это Анатолий Васильев, вместе с Борисом Хмельницким он был композитором спектакля «Добрый человек из Сезуана», а также — первым исполнителем роли Янг Суна. Потом, после прихода на эту роль Высоцкого, выходил на сцену в качестве одного из музыкантов — впрочем, у него и без этого было много занятий. Но человеком он был верным Таганке, так что этот приказ наверняка выполнил бы.
[2] Песню «Кто виноват» Романов написал в 1974 или 1975 годах, но записана она была в составе «Воскресенья» в 1980-м.
[3] Песня называется обычно «Диалог у телевизора» («Ой, Вань, смотри, какие клоуны…») и первое исполнение её было в январе 1973-го. То есть в конце августа 1972-го какие-то черновики у Высоцкого наверняка имелись.
Глава 7
«Нас приняли в объятья»
Валентин высадил меня у управления и отправился сдавать машину — ну или по каким ещё делам, я не стал интересоваться. Мне было чем заняться и без него, но у дежурного меня ждал отчет по телефонному номеру, который мне продиктовал Сава. Не отходя от кассы я вчитался в небольшой текст и погрузился в странное состояние глубокой задумчивости.
В справке было черным по белому написано, что этот номер записан на целого генерала Кузнецова, занимавшего немалый пост в системе противовоздушной обороны Московского военного округа. Жил этот генерал в «генеральском» доме на Ленинградском шоссе, рядом со станцией метро «Сокол» — я читал про это «общежитие» знаменитых советских военачальников, их мемориальными досками был увешан весь фасад этого образчика сталинской архитектуры.
В то, что к Саве заявился сам генерал, я не верил абсолютно — тот, скорее, прислал бы взвод подчиненных, чтобы они привезли нужного человечка к нему домой. Да и вряд ли этот генерал был относительно молодым человеком, даже не заставшим войну. В общем, я склонялся к тому, что Юрий был то ли сыном, то ли внуком, что нисколько не облегчало мою задачу. Я не мог просто зайти туда и поговорить с Юрием — посторонний мог попасть в «генеральский» дом только по предварительной записи и если жилец одобрит визит, в противном случае его не пустят в подъезд местные консьержи и лифтеры в штатском. Ну а светить свои корочки и тем более придавать делу официальный статус я не хотел.
Правда, я мог позвонить, но полученная в нашей справочной информации не отвечала на главный вопрос — кем мог быть этот Юрий и какой у него статус. Правда, была ещё одна ниточка, которая вела к нему — киностудия «Союзмультфильм», где базировалась группа, которую Юрий упоминал в разговоре с Савой.
Я добрался до своего кабинета, плюхнулся в кресло, посмотрел обычный, не секретный справочник — и выписал себе семь цифр очередного телефонного номера.
В «Союзмультфильме» то ли не было штатного секретаря, то ли он периодически отлучался с рабочего места, но трубку там подняли только с третьего звонка и примерно в тот момент, когда я хотел вообще отказаться от идеи дозвониться до этой организации и наведаться туда лично.
— Да, слушаю, — сказал обычный мужской голос.
— Здравствуйте, — я был сама вежливость. — Мне нужен Юрий из вашей музыкальной группы. Могу я его услышать?
— Юрку-то? — кажется, мой собеседник слегка озадачился. — Они, кажется, ещё не приходили… да и сегодня могут вообще не прийти, запись, кажется, на завтра назначена. Но попробуйте перезвонить попозже…
— Подождите! — крикнул я, поскольку на том конце явно собирались прервать разговор.
— Да?
— А не уточните, как называется их группа? А то Юрий говорил, но я запамятовал…
В трубке немного помолчали.
— Называется… как-то смешно они называются, кто-то говорил… сейчас… О! «Оловянные солдатики» — вот как они называются. Так что, перезвоните позже? — с надеждой спросил собеседник.
— Перезвоню, — твердо пообещал я и посмотрел на часы.
Четыре часа, куда уж позже? Кто там будет сидеть после окончания рабочего дня?
Я вздохнул, поняв, что никогда до конца не пойму характер творческих людей. Впрочем, у меня был один знакомый, который хорошо разбирался в этих непонятных характерах и любил делиться своими знаниями.
* * *
— Совсем меня забыл, раньше чаще виделись, — пожаловался «Мишка», с которым мы встретились на одной из скамеечек, стоявших рядом с храмом Всех Святых.
Место я выбрал не случайно — перед нами как на ладони был тот самый «генеральский» дом, а при некотором желании я мог бы найти окна нужной квартиры на пятом этаже обращенного к церкви крыла.
— Дела, — неопределенно сказал я и спросил: — Закурить не будет?