Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
– Хорошо же, пойди прочь, ты здесь больше ни к чему!
Барышня с цинем слегка склонила голову, а когда заговорила, в голосе ее слышался сильный цзяннаньский говор:
– Прошу господ не сердиться, только что я посмела подслушать речь господина, прошу вас извинить меня за то, что я не разумею приличий.
Чан Чжисинь вдруг вскинул брови, глядя на барышню, да и Чэн Фэнтай тоже не понимал ее намерений. А она продолжала:
– Конечно, эти слова я должна была сказать господину тайком, переговорить с ним наедине. Но я испугалась, что у почтенных господ много дел, и если вы сегодня уйдете, то, быть может, больше и не посетите это скромное место, и тогда на мне повиснет грех.
Чэн Фэнтай настороженно кивнул ей:
– Что хотела сказать, говори!
Барышня с цинем вскинула лицо:
– Этот господин сказал, что его уважаемая госпожа приняла когда-то жаропонижающее лекарство и теперь не может понести. Но разве придворному лекарю под силу понять, как это излечить? Наложницы в императорском дворце не могли понести из-за застоя ци в печени, боюсь, что этот придворный лекарь и рецепта жаропонижающего средства никогда-то не видел. У меня как раз есть секретный омолаживающий рецепт, который продлевает менструацию, когда-то давно я привезла его с берегов реки Циньхуай. Он предназначен специально для излечения холода в матке, вызванного жаропонижающим лекарством. Я не посмею сказать, что он чудодейственный, но из десяти сестриц он помог уже семи или восьми. Уважаемая госпожа настойчиво пытается завести ребенка, так почему бы не попробовать?
Первая мысль этих троих – они повстречали мошенницу: певчики всегда говорят цветисто, они на редкость искусны в интригах, и полагаться на них нельзя. Но Чан Чжисинь сейчас в том положении, когда побежишь к любому врачу, он засыпал барышню вопросами – она попала в его самое уязвимое место. Фань Лянь прошептал Чан Чжисиню:
– Мне кажется это подозрительным, неужто она лучше императорского лекаря? Как бы она не навредила невестке Пин и не доставила ей еще больше неприятностей.
Хотя Чан Чжисинь и мыслил всегда осмотрительно, слова Фань Ляня заставили его засомневаться. Заметив, что барышня хорошо изъясняет суть болезни, Чэн Фэнтай уселся рядом, задумался ненадолго и сказал:
– Вот что, ты перепродай нам рецепт, а мы отнесем его императорскому лекарю на проверку. Если он не подойдет, мы не станет спрашивать с тебя денег обратно, ну а если поможет, как следует тебя отблагодарим.
Барышня с цинем ответила:
– Лекарство по этому рецепту для каждого человека готовится свое, и то после осмотра. Каждый человек – особенный, разве можно всем давать одно и то же?
– О, так ты можешь осмотреть хворого? – Чэн Фэнтай изумленно взглянул на Чан Чжисиня и улыбнулся: – Ну тогда завтра я заеду за тобой, чтобы ты взглянула на больную.
Чан Чжисинь возражать не стал.
После такого трое мужчин не хотели больше оставаться в усадьбе. Когда Чэн Фэнтай подошел к воротам во двор, то позвал хозяйку здешнего дома и во всех подробностях расспросил ее о прошлом барышни с цинем, а выслушав, не нашел в ее истории ничего подозрительного. Выходя из дворика, они и словом не обмолвились о недавнем разговоре, а на следующий день Чэн Фэнтай и в самом деле приехал за барышней.
Барышня с цинем оказалась женщиной опытной, она знала, что сегодня ей предстоит встреча с госпожой из добропорядочной семьи, и потому сама уложила волосы как замужняя дама, никакого макияжа и украшений – на ней была простая хлопковая куртка на вате. Всю дорогу Чэн Фэнтай молчал, и она тоже не произнесла ни слова. Когда они доехали до дома семьи Чан, Чэн Фэнтай показал ей дорогу и велел подняться одной, сказав напоследок:
– Когда госпожа Чан спросит тебя, как ты познакомилась с господином Чаном, просто скажи, что ты шимэй придворного лекаря Чжана. Когда закончишь с осмотром, я буду ждать тебя у перекрестка.
Барышня кивнула и вышла из машины, а Чэн Фэнтай принялся болтать о всяких пустяках с Лао Гэ, чтобы хоть чем-то занять время. Они проговорили совсем немного, как барышня уже вернулась. Чэн Фэнтай сразу же спросил ее, как обстоят дела. Барышня ответила очень сдержанно, мол, сперва нужно принять две порции лекарства, а там уж посмотрим. В подробности болезни и ход ее лечения она вдаваться не стала, отчего слова ее прозвучали загадочно. Чэн Фэнтай тут же пообещал ей щедрое вознаграждение.
Глава 36
В канун Нового года, когда все лавочники прекращают торговлю, а театры заканчивают сезон, только один район в Нанкине – набережная реки Циньхуай – процветает, и царит там еще большее оживление, чем в обычные дни. К югу от моста Яньцяо стоял один терем, огни там горели тускло, а в речной воде отражался свет красных фонарей, и алые всполохи проникали в комнаты, отчего казалось, будто стены подернуты сверкающей рябью. Вверх по реке кто-то распевал сказы, и голос певца дрожал, как и блики на воде, даря слушателям покой посреди шума и суеты этого мира.
Шан Сижуй и Ли Тяньяо лежали на кровати архата [212]. Шан Сижуй вглядывался в мерцающие водные блики, долгое время не отводя от них взора. Ему казалось, будто тело его легонько покачивалось на маленьком суденышке, однако и эта лодчонка не могла унести с собой все его печали. Дорога из Бэйпина в Нанкин была тяжелой. Он-то надеялся, что, выбравшись из дома, вдоволь наевшись и напившись, сможет развеять тоску, но на деле это было ничуть не лучше, чем оставаться подле Чэн Фэнтая с его бездумной болтовней. Ему не нужна была критика других, Шан Сижуй и сам понимал, что ведет себя как ребенок. Всякий раз, сталкиваясь с настоящими неудачами, он долго еще ходил подавленным, не в силах успокоиться. Слишком уж легко он позволял тревоге завладеть собой. Однако Ду Ци говорил, что это и есть черта великого артиста: чувствительность, хрупкость – хрустальное сердце его сияет, но, если уронить
