Другая жизнь. Назад в СССР-5 - Михаил Васильевич Шелест

Другая жизнь. Назад в СССР-5.

Глава 1

Я прожил в каюте Катерины все трое суток, что мы шли до Шикотана и расстались друг другом удовлетворённые. По «дороге» видели дельфинов и удивлялись, почему они не заплывают к нам во Владивосток. В бухте Малокурильска к теплоходу стали подчаливать самоходные баржи, которые свозили студентов на берег. Нас сбыло много, а барж было мало, так что выгрузка затянулась до вечера. Однако нас выгрузили раньше «вербованных», кои, как оказалось, тоже шли вместе с нами. Большой был лайнер, однако. Почему был? Да потому, что я знал, что его попилят на «гвозди». Поменяют название и попилят. Да-а-а… А какая на нём была «сантехника». Ещё тех «довоенных» времён! Германская! Шикарный был лайнер, но старый и ржавый.

Глава 2

Заселили нас в барак, линия которых стояла на высоком взгорке и куда вела «стоступенчатая» деревянная лестница. Барак имел номер «двадцать девять». Ниже в «двадцать седьмом» жили технологи третьего курса, к которым подселили первокурсников. Мы всемером заняли «кубрик» номер десять', окнами выходящий на деревянную танцплощадку, расположенную между двадцать девятым и двадцать седьмым бараками. Хотя, это, конечно, оказалась не танцплощадка, а место построения отрядов студенческого отряда «Меридиан». О, как! А я и не знал! Некоторые студенты даже были одеты в зелёную брезентовую форму с соответствующими эмблемами. И почему меня такой не было? Симпатичненько!

Вечером мы повстречались с Ларисой. Она пришла с работы уставшая и с «потухшими» после заводского душа глазами. Да и была ли она накрашенная, идя на работу? Для кого? Для сайры, которую они укладывали вручную в банку «номер шесть» розочкой.

— Привет, Мишка! — сказала она. — Я очень устала. Пойду, прилягу. Двенадцать часов на ногах. Спину ломит.

— Как, на ногах двенадцать часов? — опешил я.

— А ты, как думаешь, тут работают? Ручками и ножками. Сидячих работ нет. Часок полежу и выйду. У меня, вон окна.

Она показала на левое угловое окно четырёхместной комнаты. То, которое выходило, как и наши два, на деревянный плац.

И она ушла. А мне как-то грустно стало.

— И нахрена мне эта сайра? — подумал я. — Неужели, я работать по специальности буду? Может навалить на эту практику? Двенадцать часов на ногах? Оно мне надо?

Что-то мне тоже взгрустнулось. Потом я посмотрел на брынчащего и стенающего под Пола Маккартни Баскакова, поморщился и сказал сам себе:

— Назвался, кхе-кхе, груздем, вот и шагай строем.

Благо у меня ещё и чисто военная специальность имеется. А, кстати, и с моей военной кафедрой очень даже можно уйти служить. И тоже по этой же профессии — «специалист службы горючего». Не понятно, зачем меня Юрий Владимирович в это училище сосватал? Может потому, что это филиал академии тыла? Поучусь ещё там пару-тройку-пятёрку лет — сразу старлеем, или даже капитаном выйду.

Как-то незаметно для себя я стал подпевать Сашке, и у нас снова неплохо получилось исполнить «Ночь трудного дня». Она без второго голоса плоско звучит. Сашка даже показал мне большой палец. А он ведь парень самолюбивый и дёрганый. Конкурентов в пении не терпит. Я ему отказал принять в секцию какого-то его друга, болеющего, как Шурик сказал, каратэ. Причём, он просил, чтобы я позанимался с ним индивидуально. Странно. Что за скромность такая? Почему не хотел его друг просто записаться в секцию, коих в городе вдруг возникло с десяток? А я никого не хотел брать себе в ученики. Вот мы с Баскаковым и не «поняли» друг друга. А тут как-то в одном «кубрике» поселились. Как так получилось, что никто кроме Курьянова не позвал меня в компанию? Хрен знает! Вроде, весь из себя правильный такой, а многие меня сторонятся… Только девчонки тянутся. Но одними девчонками, хе-хе, сыт не будешь. Нужно ещё и мужское общение, мужская дружба, хе-хе, да-а-а…

Баскаков передал гитару мне. Слышал он, оказывается, как я пел на палубе русские песни. А русские песни он, почему-то, не играл и не пел. Похоже, что стеснялся? Интересный парень, подумал я, когда он ещё на теплоходе попросил меня сыграть и спеть «Музыканта» и «Ночную птицу». Там интересная аппликатура и перебор, а не обычный бой по струнам. И он, похоже, запоминал.

Но песни группы «Воскресенье» мне уже петь надоело, и я начал перебирать в «своей» памяти, что бы ещё такое исполнить.

— Хм! А почему бы не Цоя? — подумалось мне.

Но в этом времени его песни уже спел Джон Дряхлов и они блуждали намного раз переписанных бобинах по Союзу. Кем-то подпольно исполнялись, но на эстраду не выходили. Странные это были для этого времени песни, тревожащие струны душ.

— Песен ещё не написанных сколько? Скажи, кукушка, пропой, — начал я, выстукивая ритм секцию ногой по деревянному настилу площадки. Кто-то начал подпевать.

— О, как! — подумал я.

Так же хорошо прошли и «Звезда по имени Солнце», «Когда твоя девушка больна» и «Кончится лето». Песни знали! А когда я сделал паузу, чтобы оценить реакцию, меня спросили:

— А у тебя, случайно нет этих песен в записи? Это же какой-то ваш, Владивостокский, музыкант написал.

Я посмотрел на незнакомого мне парня.

— А ты откуда? — спросил я.

— Из Калининграда.

— Хм. Неожиданно, — мелькнула мысль.

— Есть и даже здесь есть, но не на бобине.

— На кассете? Ничего. Можно и с кассеты записать. У нас эти песни появились лет пять назад. Но с тех пор больше ни разу не попадались. Их словно изъяли все. Они тогда, конечно наделали шума, эти песни. Особенно у нас.

— Про шум ничего не знаю. У нас было тихо. А песни у меня на вот таком проигрывателе.

Я вытащил свой цифровой плейер.

— Это что? — не понял парень.

— Это плейер. Вот тут нажимаешь, вон там играет.

Я нажал на кнопку. В нашем открытом окне поставленная колонка, заиграла. Я естественно не брал с собой большую акустику, чтобы не подумали, что я вообще — псих. Но и этих двух тридцативаттных вайфаевских умных колонок, типа «Алиса», хватало, что бы очень сильно озвучить наш кубрик. А если их подключить к тем пятисотваттным колонкам, что я продал нашим музыкантам — тоже имеющим функцию беспроводных, то