Альманах гурманов - Александр Гримо де Ла Реньер
Дефорж, отец прославленного сочинителя, автора «Ревнивой жены», «Тома Джонса в Лондоне» и нескольких очень веселых романов, которых он сегодня совершенно напрасно стыдится[367],– Дефорж-старший, выказавший в этой части художества столько же воображения, сколько сын его впоследствии выказал в литературе, был в ту пору первейшим парижским декоратором. Именно он ввел в десерты искусственную зелень, чего доселе никому в голову не приходило; именно он сумел сообщить ей вид столь натуральный и правдивый, что этот способ украшать стол был принят повсеместно и снискал автору славу, которая пережила и его особу, и его творения. Делорм, сменивший Дефоржа, продолжил его труды и, не блеснув той глубиной воображения и тем творческим гением, которые принесли бессмертие его предшественнику, доказал, однако же, свое право на рукоплескания публики и был увенчан званием Придворного цветочника. В наши дни искусство это развивается с небывалой быстротой, беря все самое лучшее и от живописи, и от гастрономии; открытия артиста, который сегодня единогласно провозглашен первым в этом роде, возвели декораторское искусство на такую высоту, о которой прежде невозможно было и мечтать и которая изумляет самих декораторов.
Артист этот, господин Дюфуа, призвал на помощь не что иное, как архитектуру. Предшественники его радовали нас фруктовыми садами, газонами и партерами; он же принялся возводить дворцы, чьи строгие пропорции, безупречный вкус и гигантские размеры обличают истинный гений. Из его ловких рук выходят храмы с мощными сводами и элегантными куполами, длинными перистилями, бескрайними галереями и изящными портиками. Колонны и балюстрады, капители и фронтоны, архитравы и карнизы – все исполнено по правилам искусства; контуры отличаются замечательной четкостью, а орнаменты – превосходным вкусом. Каждый из этих храмов украшен атрибутами и эмблемами того божества, какому он посвящен, так что благодаря господину Дюфуа можно изучить мифологию, не поднимаясь из-за стола.
Элегантные боскеты, воспроизведенные на удивление похоже и украшенные фигурками из прекрасного севрского фарфора, служат дополнением дворцам и храмам; они, можно сказать, вдыхают жизнь в эти поразительные картины, которым правильное освещение сообщает вид поистине волшебный.
Господин Дюфуа не ограничился теми преимуществами, какие предоставляет архитектура, и в поисках новых способов разнообразить наши удовольствия обратился к пиротехнике; фейерверки, которые он научился запускать прямо во время десерта и которые взлетают из сотворенных им дворцов и замков, производят действие неизъяснимое.
В назначенный миг слуга поджигает тщательно скрытый фитиль, и через несколько минут храм внезапно вспыхивает разными цветами, воздух наполняется благоуханием и тысячи огненных букетов устремляются к потолку. Целый сноп сверкающих искр услаждает разом и взоры, и нюх гостей. Шум, аромат и сияние, рождающиеся внезапно, пьянят публику, не внушая ей ни малейшего страха, ибо все эти искры, как бы ярко они ни сияли, так безобидны, что не могут повредить даже самую тонкую ткань. Всякий согласится, что десерт, приготовленный таким образом, – это настоящая феерия и что невозможно закончить роскошную трапезу более ярко и более живо.
Само собой разумеется, что господин Дюфуа изготовляет разнообразные тарелки в самом последнем вкусе, под пару своим дворцам и храмам. Тем, кто в этом сомневается, мы рекомендуем побывать в его мастерской и магазине на улице Сухого дерева. Таланты господина Дюфуа обратили на себя внимание государственных мужей, и он был назначен официальным декоратором правительства; мы убеждены, что он достоин исполнять эту обязанность в домах всех особ, которые обладают разом и любовью к празднествам, и средствами для их устроения[368]; лучшей кандидатуры им не найти.
Разговор об украшении стола завел нас слишком далеко и оставил очень мало места для того, чтобы поговорить собственно о сладостях. Между тем это самая основательная часть десерта; правда, она куда больше говорит чувственности, нежели воображению. Хорошо приготовленный компот – большая редкость, тем более в наши дни, когда едва ли не все толковые буфетчики сделались кондитерами. Тем не менее правильно устроенному десерту без компота не обойтись; необходимы также и элегантные искусственные скалы, украшенные сластями; эти архитектурные шедевры особенно хорошо удаются прославленному Руже – его скалы всегда живописны и естественны разом[369]. Красивые тарелки с цукатами и конфетами, простые и изящные пирамиды из свежих фруктов, соответствующих времени года, глазированные фрукты и фруктовое варенье в компотницах из наилучшего фарфора, сыр взбитый и смешанный, сыр-мороженое гладкий и фигурный, мороженое мягкое и твердое, миндальные пирожные и марципаны, бисквиты сложные и бисквиты ложные[370], апельсиновое пирожное-суфле, наконец, для тех, кто желает возбудить жажду,– сыр из Рокфора, который мы прозвали бисквитом пьяницы и который достоин этого прозвания больше всех прочих сыров,– вот из чего должен состоять правильный десерт. Десерт, конечно,– та из трех подач, которая требует от хозяина дома больше всего денег и стараний, но зато хорошо устроенный десерт сам по себе способен составить славу Амфитриона; о нем слагают легенды в течение последующих шести месяцев, его приводят в пример и берут за образец все теоретики и практики сладкого стола. Разве такая слава, на которую нынче могут претендовать очень немногие,– не драгоценнейшая из наград и разве не способна она вознаградить Амфитриона за все труды?
О гибельных следствиях самолюбия, рассмотренного в его отношении к поваренному искусству
Старая мудрость, гласящая, что глазами можно съесть больше, чем желудком,– истина, которою совершенно напрасно пренебрегают иные Амфитрионы, угощающие десяток гостей обедом, какого хватило бы и на два десятка, и тем самым ради удовлетворения глупого тщеславия лишающие себя возможности принимать своих друзей гораздо чаще. Не один Амфитрион мог бы устроить в год десять обедов вместо трех, если бы больше заботился о насыщении желудка своих гостей, нежели об услаждении их взора.
Конечно, после такого роскошного пира Амфитрион может целую неделю доедать остатки, однако если домашнему хозяйству гордыня и не вредит, истинным наслаждениям она, вне всякого сомнения, противна. Буало, чью мысль мы вспоминали уже не однажды, был совершенно прав, когда утверждал, что подогретый обед никуда не годится[371], а следовательно, хозяин дома, который ест один и тот же обед целую неделю, наказывает сам себя: ведь по-настоящему вкусен этот обед только в первый день.
И это далеко не единственное неудобство, на которое дурно понятое самолюбие обрекает человека обедающего; дабы изложить все по порядку, начнем с того, что у вкусной еды нет врага хуже, чем симметрия[372]. Не подлежит сомнению, что на нашей грешной земле всякая вещь должна быть подана, сорвана и съедена вовремя; все – от юной девушки, которая должна похвастать своей красотой и невинностью
