Нацистский геноцид славян и колониальные практики. Сборник статей - Егор Николаевич Яковлев
Транспортировка. Известия о том, что немцы будут угонять население в Озаричские лагеря, для кого-то из жертв оказывались спонтанными и неожиданными: «…рано утром явились немцы с большим количеством машин, вооруженные до зубов, с собаками…»[146], «…в 6 часов утра окружили деревню и приказали всем жителям через 10 минут собраться к немецкому штабу…»[147], «…окружили всю деревню, загрузили в машины и повезли…»[148] — и т. д. Кто-то знал об этом накануне: «…был в деревне староста, который наметил крестиком дома, а потом немцы подъезжали на машинах и забирали всех…»[149], «…вечером нам сказал староста, что нас повезут на другое место жительства…»[150], «…согласно списку бургомистра забирали всех…»[151] Кого-то находили в процессе облав и зачистки территории от советских партизан: «…находились в лесу, прятались, потом нас немцы поймали и пригнали в деревню, где находились под охраной немцев…»[152]
Все вышеуказанные примеры имели отношение к территории Гомельской области (в современных границах). С Могилевщины (к примеру, Кировский и Чаусский районы) население под предлогом эвакуации было перевезено сначала в г. Шклов, затем в лагерь Лесна, а потом в Озаричские лагеря[153].
Далее, исходя из воспоминаний узников, большинство из них было сконцентрировано на станции Рудобелка (ныне территория г.п. Октябрьский Гомельской обл.). До нее из разных мест везли в товарных поездах, «…в вагонах людей было как селедок, не было чем дышать. Люди млели, дети плакали и кричали…»[154], «…ехали мы в вагонах как перевозят скот…»[155]. Людям с огромным трудом приходилось решать жизненно необходимые вопросы, которые нам кажутся элементарными: «…у кого-то с людей был топорик, он сделал проруб в вагоне, когда поезд шел на ходу, тогда немного стал поступать воздух и этот проруб для всех нас был туалетом…»[156], «…проломали пол в углу и без всякого стеснения ходили туда по нужде…»[157] В дороге водой также никто не обеспечивал. М. Каранкевич вспоминала: «…на какой-то остановке учительница свое обручальное кольцо обменяла у полицаев на ведро воды. Воду делили по глотку в первую очередь детям, больным, а оставшуюся по наперстку все остальным…»[158]
Казалось бы, люди повидали уже все. Но то, какая картина предстала перед глазами прибывших узников, повергла их в шоковое состояние: «…палками стали выгонять из вагонов людей, вещи в сторону бросали, а нас на край подготовленной и дымящейся траншеи, по всем признакам там догорали ранее прибывшие люди…»[159], «…горело, дымило и лежали трупы…»[160], «…стояли обгоревшие вагоны, нам сказали, что перед нами привезли людей, облили вагоны бензином с людьми и подожгли…»[161], «…привезли нас до ст. Рудобелка вечером, и кто не мог идти и больных детей, стариков сжигали на кострах…»[162], «…когда остановился поезд, с вагона не всех выпустили. Перед нами был ужас, в гумне немцы палили заживо людей, тяжко передать очевидное, т. к. дикие крики людей были долго, пока не обвалилась крыша гумна, доносился запах паленых волос и тела людей. Когда людской крик закончился, выпустили всех остальных людей с вагонов…»[163]
Так как поезда с людьми прибывали в разное время и разные дни, соответственно, воспоминания разнятся в зависимости от этого. Исходя из высказанных воспоминаний, складывается впечатление, что тех, кто не мог самостоятельно передвигаться после транспортировки, немцы уничтожали непосредственно на станции, но в разных локациях: в вагоне, в траншее, в постройке. В целом это неудивительно.
Согласно свидетельствам очевидцев, «первый лагерь» (так порядковыми номерами узники фиксировали охраняемые и огороженные сборные пункты. — Примеч. А. К.) в Рудобелке был обнесен колючей проволокой и размещался на речке Неротовка рядом с железной дорогой[164]. В данном лагере, как правило, людей удерживали несколько дней.
Далее узников перемещали во «второй лагерь», или, как его прозвали заключенные, «сухой»: «…по пути до Озарич был еще один лагерь, в котором пробыли еще одни сутки, не помню где, только помню чистое поле и ускраек леса, там очень хотелось пить, но было сухо…»[165], «…ни капли воды…»[166]. В данном лагере, где было несколько выходов, провели сортировку: 16-летних и старше немцы забирали и увозили в сторону Бобруйска[167], а детей и стариков «прогнали» в другие ворота[168].
В процессе пешего перевода узников из лагеря в лагерь гибло много людей, не выдержавших тяжелой дороги. В памяти одной девочки запечатлелся такой момент: «Мой дедушка не дошел до лагеря и попросился сесть на пенек и сказал, что не пойду дальше. И остался сидеть. Я с дедушкой попрощалась, поцеловала его в щечку и расчесала ему бороду и зашпилила кожух на все пуговицы и пошла до лагеря дальше»[169].
Люди были доведены до состояния отчаяния. Матери, обессиленные переходом, бросали маленьких детей. Жалости со стороны конвоиров ожидать не приходилось. Один из эпизодов: «Немец подошел к малышу, взял его за ножки и ударил головой о дерево»[170].
В одном из описаний имеется информация о том, что привозили стариков и детей и «сбрасывали на территории не живых»[171]. Судя по всему, тела умерших и убитых в процессе конвоирования собирали и отвозили в лагерь как к условному месту массового захоронения.
Озаричские лагеря — конечная точка жизни[172]. Это было болото, обнесенное колючей проволокой в два ряда, под открытым небом, с большой канавой, в которой были «нечистоты и трупы людей», но к ней ходили пить воду[173]. Купин всем не хватало. Стояли в воде. «Детей, где можно было, садили на суки деревьев»[174]. К проволоке на расстояние пяти метров не подпускали — сразу стреляли без предупреждения[175]. Охрана с овчарками патрулировала по периметру[176].
У ворот лагеря стоял большой ящик размером 3 × 3[177], куда бросали забранные при досмотре оставшиеся у людей вещи. Документы отбирали и сжигали, при наличии кольца на руке — срывали вместе с пальцем, у кого были золотые зубы — «вырывали запросто»[178].
Охрана лагеря состояла непосредственно из немцев и полиции: «Немцев в лагере не было, только те, кто был за пулеметами (на вышках. — Примеч. А. К.). Но полицаев было много…»[179] Они усердствовали и в
