Где. Повесть о Второй карабахской войне - Коля Степанян

Я так устал. Правда. Очень устал. Чувствую, что готов ко всему. Правда готов. Умереть готов. И жить готов. Колебаться между – надоело.

Гао Лер… нет на свете горы важнее тебя.

Мой Арарат. Мой Олимп. Мои Альпы. Ты ли это?

Волнение, сильное волнение толкает меня вперед. Я иду третьим. Сразу после Ато и Манча. За мной – Давид, Рустам и Арсен.

Откуда во мне это? Откуда во мне столько сил? Откуда в нас столько сил?

– Привал, – сказал Манч и сбросил с себя рюкзак. Уселся на него сверху. Ато сделал тоже самое.

Я упал рядом на снег.

– Я не могу поверить, что мы на Гао Лере.

– Мы не только на Гао Лере, мы почти уже на него взобрались.

– А ты точно уверен, что это он?

– Сотый раз спрашиваешь.

– Ответь сотый раз, пожалуйста.

Дошли Давид и Рустам. Изможденные, грохнулись на снег недалеко от меня.

– Да, Коля, уверен.

– Спасибо.

– Где Арсен? – устало спросил Ато.

– Идет, – ответил Рустам.

Посидели в тишине пару минут.

– У нас же есть бутылка компота? – прервал молчание Манч.

– Да. У меня в рюкзаке, – отозвался Ато.

– Настало время? – улыбнулся Манч.

– Мы договаривались на Гао Лере ее выпить.

– Мы на Гао Лере. Компот сладкий, даст нам сил на последний рывок.

На горизонте появился измученный Арсен.

– Пейте, если хотите, – характерным недовольным тоном произнес Ато. – Свою долю я выпью на вершине.

Принялись за дело. Освежающий сладкий вкус кизилового компота. Предвестник большой победы.

* * *

Мне очень хотелось взобраться на вершину одновременно с Ато и Манчем. Приложил для этого максимум усилий, но у меня не вышло.

Я видел, как они сделали тот самый последний шаг. Замерли. Обнялись.

У меня пошла дрожь по телу. Я рванул вперед. Оглянувшись, увидел, что Давид и Рустам сделали то же самое. Спустя две-три минуты передо мной – линия света.

Та самая.

Я обнимаю ребят. Целую их щеки. Щеку Манча я целую особенно страстно.

Если Гао Лер – мой Олимп, то Арман… Арман – мой Одиссей!

Как он сумел это сделать? Как у него получилось? Как это возможно?

Черта с два это укладывается у меня в голове.

– Эм… – слышу вдруг его голос. – Не хочу портить праздник, конечно. Но вы видите Аракс?

Я обернулся в сторону света. Вгляделся.

Передо мной холмистая пустыня. Без песка, но пустыня.

И я не вижу ей конца.

– Нет, – мрачно ответил Ато. – Аракса не видно.

7

Большая радость и большое отчаяние. И то и другое нам довелось испытать на вершине горы Гао Лер. Спускались при свете дня. Молча.

Арсен отставал гораздо сильнее, чем обычно.

– Где он вообще? – задался вопросом Манч.

Мы расселись у одной-единственной (поблизости) кучки снега.

– Где-то полчаса назад его видел, – ответил Рустам. – Очень медленно идет, говорит, что ему становится хуже.

В ожидании начали жевать снег.

– Может попробовать его растопить как-то? – сказал Давид и начал впихивать снег в свою бутылку. В ней оставалось всего несколько сантиметров воды.

Засунул себе под бушлат.

– Неплохая идея, – поддержал его Манч и сделал тоже самое.

В моей бутылке все еще было приличное количество воды, и я не хотел ее портить.

Прошло полчаса. Арсена все еще не было видно. Но мы уже могли слышать его шаги. Они едва-едва доносились до нас.

– Мы так никуда не дойдем, – пробормотал Ато.

Он грыз ногти каждый день. И сейчас тоже грызет. Ума не приложу, как он все еще не помер от такого количества грязи в организме.

– Надо поговорить с ним, – поддержал его я. – Причем тебе, Манч.

Манч посмотрел на меня и тут же убрал взгляд, устремив его вдаль.

– У вас растопился снег? – тихо, едва слышно, спросил Рустам спустя несколько минут.

Ребята вынули бутылки. Я увидел в них всю ту же горстку снега.

– Совсем немного растаяло, – огорченно произнес Дав, рассматривая тару снизу.

Манч начал злобно трясти свою.

– Попробуем трение, – сказал он.

Спустя пару-тройку минут снег действительно начал таять в его бутылке. Мы все поспешили сделать то же самое.

Прошел еще целый час, прежде чем на горизонте появилась фигура Арсена.

Еще полчаса, прежде чем он, наконец, дошел до нас.

– Извините, парни, – простонал он и рухнул на землю.

– Мы так никуда не дойдем, брат, – сказал я ему спокойно.

– Я понимаю, – ответил он. – Идите без меня.

Эти слова сильно взбесили меня. И не только меня.

– Сейчас чапалах тебе влеплю, – сорвался Манч. – Чтобы в себя пришел.

– Ты боишься упасть, – рассудительно вмешался Давид. – Поэтому так медленно переставляешь ноги…

– Брат, – начал я. – Помнишь, в самой первой деревне ты уже просил нас тебя оставить? Говорил, что не можешь идти. Ты уже больше десяти дней идешь! Осталось совсем немного!

– Я тогда не верил, что у нас есть шанс. И сейчас не верю, – пробормотал он, уткнувшись глазами в землю.

– Так, все, – поднялся на ноги Манч. – Пошли в сторонку пообщаемся.

Они отошли.

– Мы все ожидали увидеть Аракс, – сказал Давид.

– Думаешь это его так подкосило?

– Думаю, да.

Мы продолжали трясти снег.

– Что думаете? – спросил я, оглядев ребят.

– Насчет?

– Выберемся?

– Не верится, если честно, – ответил Давид.

– Я все еще не умею плавать, – сказал Ато.

– Я часто думаю об этом. Можно ведь какое-нибудь полено найти?

Ато пожал плечами.

– У нас есть работающий телефон, – напомнил Рус.

– Не думаю, что нам смогут как-то помочь. – Давид начал трястись в такт с бутылкой.

– Хотя бы узнают о нашей истории.

– Ага. Извините, что? Не можете нам никак помочь, да? Ну ладно. А не хотите послушать нашу историю? – театрально отыграл Ато и рассмеялся.

Мы тоже посмеялись.

Я оглядел свою бутылку – в ней теперь вдвое больше воды, чем было. Я позволил себе несколько глотков. Пока пил, услышал звуки шагов.

– Собирайтесь, – бросил нам Манч.

Я вгляделся в лицо Арсена, шедшего позади, пытаясь разглядеть перемены. Перемен не было. Все такая же мрачная гримаса. Те же маленькие шажки. То же тяжелое дыхание.

Так или иначе, весь последующий день он шел с нами вровень.

8

Нередко, собираясь в школу в детстве, я зависал. Сидя. Стоя. Полулежа. Мог уставиться в какую-то точку и смотреть на нее до тех пор, пока что-нибудь не приведет меня обратно в чувство. Обычно этим «чем-нибудь» был крик мамы.

Объектом моего «зависания», той самой точкой, могло быть что угодно: занавеска, стул, подушка. Много лет спустя я завис, глядя на коровье дерьмо. Такого у меня еще не было. Причем я