Где. Повесть о Второй карабахской войне - Коля Степанян
Еще несколько мгновений – и я вижу перед собой сидящих на снегу Ато, Манча, Давида и Рустама. Они все смотрят в одну точку.
На камни.
Десять-пятнадцать больших сплюснутых камней лежат друг на друге, образуя башенку.
Меня придавило эмоциями. Я был счастлив, что мы не заблудились.
Убит тем, что мы проходили целый день впустую (хотя теперь у нас была вода).
И шокирован тем, что такое вообще возможно.
– Вон наши следы, – прервал тишину Манч, указывая пальцем на то место, откуда мы выдвинулись около семи часов назад.
* * *
Судьба говорила нам ясно – сидите и ждите. Нам не оставалось ничего, кроме как послушаться.
Ато, в свою очередь (тоже очень ясно) сказал нам:
«Если не идем – значит не кушаем».
Чуть больше суток мы ждали, пока туман рассеется. Снега уже было по колено. За это время мы не съели ни крошки.
4
Густой хвойный лес. То и дело нам встречается деревце с маленькими круглыми красными ягодами. Название этих ягод я никак не могу запомнить. На вкус – сладковатые. Внутри – много косточек.
Эти ягоды встречаются нам каждый день. Манч говорил не есть их много, потому что они снижают давление. Или повышают. Черт их знает, не помню. Мы, следуя совету, ели по пять-шесть ягод каждый и шли дальше.
Теперь мы останавливаемся у дерева минут на тридцать, не меньше, давление нас больше не беспокоит. Мало что нас вообще уже волнует. Разве что голод, и холод, и жажда, и боль в ногах.
Рядом еще шиповник всегда растет. Но его ягоды мы почему-то не едим, не знаю почему. Кто-то сказал, не стоит. Хотя я вроде как помню, что они съедобные.
Мама часто заваривала мне чай из шиповника. Переливала в пластиковую бутылку, чтобы я взял с собой на занятие по футболу. Эта бутылка еще так забавно скукоживалась от высокой температуры напитка.
Первым делом сразу после тренировки опустошал ее в раздевалке. До чего это были прекрасные времена.
Футбол очень любил. Правда, был слишком неуклюжий для спорта.
Мама очень хотела, чтобы я был фигуристом. Водила меня на тренировки в Парк Горького. Тренер ей сразу сказала, что ничего не получится, но для здоровья – хорошо.
Обожал приятную усталость в теле. Обожал шагать за руку с мамой туда и обратно. Особенно обратно.
По пути домой мы почти всегда заходили в маленькую церквушку у станции метро Октябрьская. Дорога к ней ведет через подземный переход. Только спускаемся в него – запах моей любимой слойки с вишней.
Слойка невероятно горячая – я начну есть ее уже в церкви, сидя на лавочке, пока мама ставит свечки. А пока грею оледеневшие от занятий на льду руки…
На дереве заканчиваются ягоды. Мы потихоньку собираем вещи и идем дальше.
– Jingle bells, jingle bells… – напевает себе под нос Давид.
Я улыбнулся.
– Новогоднее настроение, а?
– Походу. Весь день в голове джингл белз, – ответил он.
– Теперь и у нас будет, – мрачно пробормотал Рус.
– Да уж, спасибо, Давид, – манерно добавил Ато.
– Обращайтесь, пацаны.
– Ребята, вы не слышите ничего? – вдруг остановившись, сказал Манч.
Мы замерли.
– Это что, вода? – спустя несколько мгновений предположил Ато.
– Кажется, да, – улыбнулся Манч.
Мне понадобилось еще несколько мгновений, чтобы уловить едва-едва слышимое журчанье.
Манч резво повел нас в сторону звука. Я шел по следам идущих впереди.
Все отчетливее и отчетливее становился звук воды. Радостнее и радостнее на сердце.
Наконец, дошли до маленького, даже крохотного ручейка.
– Отсюда точно можно пить? – спросил я.
– Вода течет – значит можно, – ответил Дав.
Какой замечательный день! Снова обновились запасы воды!
– Как жаль, что еда не может так упасть с неба, – с сожалением сказал я.
* * *
Ато раздал нам последние кубики сахара. Впереди – подъем на вторую линию. Прошло дней восемь, и мы уже тут. Не может не радовать.
Вопрос: сколько в нас осталось сил? На этот вопрос ответить тяжело. Легче ответить на другой.
Еды осталось на шесть дней.
* * *
– Брат, я больше не могу, давай ляжем спать.
– Мы не сможем разбить здесь лагерь, слишком отвесная скала.
Темнота. Зигзагом еле-еле мы взбираемся на гору. Я валюсь с ног. Буквально. В снег. Через каждые четыре-пять шагов. Манч говорит мне, что я неправильно ставлю ноги. Пытается объяснить, как правильно. Я пробую, но неизбежно падаю снова.
То и дело подбегает Давид, пытается приободрить. Меня поражает то, как легко у него получается двигаться по горе. У Дава у единственного нет автомата, на который он мог бы опереться, но это совершенно не мешает ему.
Каждый новый шаг – испытание.
Перчатки промокли насквозь, пришлось их снять. Никогда не видел свои руки более красными.
Никогда не ждал чего-то больше, чем команды Манча ложиться спать.
Спустя невероятно долгий час наконец слышу заветные слова.
* * *
Утром продолжили путь. Днем были на вершине.
Выше облаков.
– Как же красиво, – изумленно прошептал Ато.
– Ну почему у нас нет камеры, – раздосадованно сказал Манч.
– Реально, – подтвердил Дав.
Вершина горы была залита лучами солнца.
Это было слишком хорошо. Идеально. Мы разлеглись, каждый на свой спальник, наслаждаясь моментом. Оглянувшись по сторонам, увидел, что ребята начали снимать сапоги, подставляя оледеневшие ноги под солнечное тепло.
Сколько дней я уже не снимал сапоги? Получилось сделать не без труда. На мне две пары носков. Снял их через боль. Ужаснулся.
Опухшие синие ноги.
Я посмотрел на Ато, сидевшего неподалеку от меня.
– У тебя тоже синие?
– Да.
Прошло полчаса. Я усиленно мял ноги, пытаясь вернуть в них жизнь. Ни мне, ни солнцу это сделать не удалось. Они оставались мертвецки холодными.
«Черт с ними, – подумал я. – Лишь бы мог ходить».
Надел носки. Затем сапоги.
А сапоги не надеваются.
Ноги не влезают, представляете?
Я на вершине чертовой горы босой и на меня не влезают сапоги.
Cнял одну пару носков. Попробовал снова. Никак.
У меня паника, но я не хочу подавать виду. Усиленно пытаюсь впихнуть ноги в чертовы сапоги.
– Коля, ты мне нужен, вставай, – неожиданно рядом появился Манч.
– Я не могу, – говорю спокойно, но мне хочется кричать.
– Чего?
– Не могу надеть сапоги.
– В смысле?
– В прямом, блять, я не могу сапоги надеть.
Манч сел рядом и начал руками вдавливать мои ноги в сапоги.
Это было очень больно физически, еще больнее эмоционально, потому что ни черта не получалось.
– Так, спокойно, сейчас что-нибудь придумаем.
Манч стал снимать шнурки с
