Последний заговор Гитлера. История спасения 139 VIP-заключенных - Иан Сэйер
Рано утром Мелитта вылетела в Шёнберг, она держалась на высоте верхушек деревьев, чтобы ее не заметили истребители союзников, и следовала вдоль Дуная и железной дороги. Она пролетела над Штраубингом, а затем над деревней Штраскирхен, всего в 50 километрах от Шёнберга, удача отвернулась от нее. Ее заметил пилот американского истребителя P-47 Thunderbolt[334]. Приняв Bestmann за истребитель Focke-Wulf[335], американец снизился до ее высоты и выпустил две пулеметные очереди. Местный рабочий видел с земли, как маленький легкий самолет накренился влево, завращался и упал прямо в поле. Мелитту фон Штауффенберг нашли среди обломков, живой, но тяжело раненной. Через несколько часов она умерла[336].
Четыре дня спустя, когда Алекс узнал об этом, Фэй была неподалеку. Бадер вызвал его из кабинета, и тот вернулся белый от шока – «от его прошлой жизни больше ничего не осталось». Фэй «стало ужасно жаль этого мягкого и благородного человека»[337]. Как только Алекс оправился от первоначального шока, он подозвал к себе Фэй и свою кузину Элизабет фон Штауффенберг, желая быть с близкими людьми, которые понимали его боль. Фэй пыталась поддержать его, но была не в силах его утешить. Она поняла, что Алекс нуждается в ней больше, чем когда-либо прежде. С этого момента их и без того близкая дружба стала более тесной и интимной.
В течение следующих нескольких дней война начала давать о себе знать и в Шёнберге. С приближением линии фронта беженцы и отступающие солдаты начали стекаться в деревню. Осознавая, что заключенные больше не в безопасности, Бадер приказал им готовиться к переезду.
И снова заключенные собрали свои вещи и сели в привычно тесные и грязные автобусы. Блюмы сели в машину. Охранники СД снова заняли свои посты, и двигатели, оживая, заурчали. С приближением вечера небольшой конвой двинулся через лесистые холмы, на этот раз направляясь на запад в сторону Мюнхена.
Темноту ночи освещали воздушные налеты: небо было усеяно мерцанием зенитных снарядов, а горизонт пылал от горящих городов и вспышек бомб. В рассветном свете автобусы проезжали через Ландсхут, чьи сортировочные станции накануне сильно пострадали от тех же подразделений, которые разбомбили Регенсбург, свидетелем чего стал Джимми Джеймс[338]. Город превратился в пылающие руины. То, что увидели Фэй и другие из окон автобуса, больше походило на сцену из кошмарного сна. «Изувеченные лошади и горящие автомобили перекрывали дорогу. По руинам бесцельно бродили бездомные. Наши автобусы медленно проезжали мимо, словно поезд-призрак»[339].
Мюнхен выглядел так же. Издалека Фэй показалось, что город не задело, но вскоре она поняла, что здания были просто пустыми, сгоревшими каркасами, с провалами выбитых окон. Семья Фэй жила недалеко отсюда, и, опасаясь за их безопасность, она подумывала сбежать, чтобы найти их, но, проведя столько времени в плену, она не нашла в себе смелости покинуть своих друзей[340].
Днем колонна остановилась перед воротами Дахау[341]. Бадер пошел отчитаться, а заключенные остались в машинах. Время шло – один час превратился в два, а затем и в три. Хотя была только середина апреля, солнце палило нещадно, и в автобусах сидеть стало невыносимо.
Иза Фермерен была поражена тихой покорностью, с которой ее спутники ожидали своей участи. Они сидели в тишине, время от времени нарушавшейся голосом четырехлетней Сибиллы-Марии, дочери Ингеборг Шрёдер, с которой также был ее десятилетний сын Харринг. Несчастье Ингеборг заключалось в том, что она была дочерью офицера вермахта, присоединившегося к поддерживаемому советами восстанию против фюрера на Восточном фронте. Время от времени Иза слышала, как тихий голос Ингеборг успокаивал маленькую девочку[342].
Часы тянулись, люди становились нервными и раздражительными, но им запрещали выходить из транспорта, чтобы размять ноги и подышать свежим воздухом. К их ужасу и стыду, у некоторых заключенных не было выбора, кроме как справлять нужду там же, где они сидели.
Наконец Бадер вернулся в сопровождении оберштурмфюрера СС Штиллера, и им разрешили выйти. На первый взгляд Изе Фермерен показалось, что Штиллер «во всех отношениях неприятный»[343]. В последующие дни эти двое мужчин стали источником спекуляций среди заключенных. Штиллер, как первый лейтенант, был выше по званию Бадера, второго лейтенанта. Тем не менее Бадер иногда вел себя так, будто главным был он, пользуясь слабостью характера Штиллера. Возможно, существовала и более жуткая причина. Хотя оба были офицерами СС, Бадер также был сотрудником гестапо. Гестапо боялись все, даже кадровые офицеры СС.
Заключенных провели через ворота. Затем последовал еще один час ожидания под палящим солнцем на краю площади для перекличек. Фэй мало интересовалась окружавшим ее видом. Подавленная и обезвоженная, она, сгорбившись, села на свой чемодан[344].
Пока они ждали, Штиллер внезапно вернулся и резко приказал мужчинам-немцам встать отдельно от женщин и выстроиться у стены здания кухни. Он говорил им, что как немцы они должны пойти в фольксштурм[345] – импровизированное ополчение, которое около полугода назад было кое-как организовано для последней отчаянной обороны немецкой земли. В его ряды забирали подростков и стариков, вооружали простым оружием и отправляли сражаться и умирать за отечество. Исключение составляли только мужчины старше 65 лет. Фэй и другие женщины были потрясены – эти мужчины слишком голодны и слабы, чтобы сражаться с кем-либо. Когда мужчин уводили, их женщины плакали. Страшно было не только то, что они могут умереть в какой-то далекой битве, – насколько было известно, это могло быть лишь прикрытием для простого убийства мужчин здесь и сейчас в лагере.
В полдень женщины и старики получили своего рода облегчение в виде кофе, а вскоре после этого немного скрасил подавленное настроение скудный обед[346]. Около часа дня Жано и Леону Блюм наконец разрешили выйти из душной машины и проводили в Бункер.
Позже, во второй половине дня, еще несколько человек, включая Маркварта фон Штауффенберга, Амели и Фрица Тиссена, также увели внутрь. Они шли через узкое пространство, отделяющее Бункер от кухни и блока технического обслуживания, мимо маленького сада, где их встретили две эксцентричные фигуры, одиноко стоявшие со своим багажом. Один был высоким, худым мужчиной в гражданском, с фетровой шляпой и моноклем. Другой был немецким генералом, в плаще с алой подкладкой.
Тем утром Сигизмунда Пейн-Беста и генерала Фалькенхаузена выгнали из камер. Всем заключенным Бункера было приказано готовиться к переезду в другое место. Тревога оказалась ложной, и заключенные вернулись в
