Последний заговор Гитлера. История спасения 139 VIP-заключенных - Иан Сэйер
Бомбардировки умножились, когда небольшой конвой проезжал через Регенсбург. Только они покинули город, когда начался массированный воздушный налет. Из задней части грузовика Джимми Джеймс наблюдал, как огромный поток из более чем 400 Flying Fortress в сопровождении 250 Mustang бомбил сортировочные станции и железнодорожные мосты вокруг города; истребители отрывались, чтобы обстреливать близлежащие аэродромы. Джимми заметил десятки самолетов люфтваффе, бесцельно стоящих на аэродромах из-за отсутствия топлива[322].
Поздно ночью, через 24 часа после выезда из Флоссенбюрга, грузовики и «Зеленая Минна» остановились перед «большим мрачным зданием»[323]. Смахнув с глаз пыль, Джеймс увидел освещенную прожекторами белую постройку с высокими заборами из колючей проволоки по обе стороны и сторожевыми вышками вдалеке. Он обратился к более дружелюбному из двух охранников.
«Как называется этот концентрационный лагерь?» – спросил он по-немецки.
Мужчина радостно ответил: «Это Дахау»[324].
Ждать приема у гауптштурмфюрера Флоссенбюрга пришлось долго. Джимми услышал, что из «Зеленой Минны» доносится несколько смелых голосов. Полумертвые от боли и усталости, но морально несокрушимые, некоторые из заключенных внутри – в том числе Питер Черчилль, ирландский солдат удачи по имени Томас Кушинг и югославский командир авиакрыла Хинко Драгич-Хауэр – затянули воодушевляющее попурри из старых песен.
Наконец ворота открылись, и машины въехали. Заключенные высаживались под усиленной охраной солдат СС с рычащими собаками и автоматами. В темноте Питер Черчилль разговаривал с Йозефом Мюллером. Несмотря на то что Мюллер избежал повешения во Флоссенбюрге, у него все равно было дурное предчувствие. «Я не пойду с вами, – сказал он. – Меня отвезут в специальную камеру. Я просто хотел сказать вам, что, если это действительно конец, я до последнего буду думать о вашем прекрасном пении». – Побледневший и помрачневший, он взял Черчилля за руку: – «Прощайте, друг мой»[325].
Когда они расстались, Черчилль был поражен мучительным осознанием, что даже в лагере, насчитывающем десятки тысяч душ, «умереть означало смерть в одиночестве»[326].
Новоприбывших вели не в Бункер, они шли в противоположном направлении. Обогнув площадь для перекличек, они продвигались по центральной улице, обсаженной деревьями. В дальнем северном конце лагеря было пространство, где располагалось несколько зданий: слева были огороды, а справа – прямоугольный барак, меньшего размера, чем другие, и отделенный собственным забором из колючей проволоки[327]. Именно к этому зданию вели заключенных.
До недавнего времени это был Блок 31, лагерный бордель[328]. Задуманные Гиммлером как средство поощрения трудолюбия, бордели были введены в нескольких концентрационных лагерях в 1943 году. Трудолюбивые заключенные могли зарабатывать кредиты, которые можно было использовать для покупки табака и других предметов роскоши, а также на посещение борделя. (Еврейские заключенные этой привилегии не получили.) Женщин, которые там работали, обманом заставляли «выступать добровольцами», обещая свободу (которую они, как правило, не получали).
Бордельный блок Дахау прекратил свою деятельность и был преобразован в жилье для особых заключенных. Он уже был заселен, в основном немецкими заключенными, которых переселили из Бункера.
Вингз Дэй и его люди обустраивали свои спальные места в маленьких комнатах, похожих на кабинки, и тут Дэй почувствовал руку на своем плече. Он повернулся и увидел офицера СС. У того было длинное лицо с вытянутой челюстью, глубоко посаженными глазами и плотно сжатым ртом. Это было первое знакомство Дэя с оберштурмфюрером СС Эдгаром Штиллером. В отличие от Пейн-Беста, Дэю он показался жестоким.
Штиллер посмотрел на форму Дэя:
– Вы, должно быть, британский полковник?
– Да.
Штиллер, очевидно, слышал о стычке с офицером СС во время посадки в Флоссенбюрге. Похлопав по кобуре пистолета, чтобы придать вес своим словам, Штиллер сказал: «Здесь приказ есть приказ. Жалобы не принимаются»[329].
Понедельник, 16 апреля: Шёнберг
Фэй Пирцио-Бироли впервые за долгие месяцы плена почувствовала себя свободной. После долгих уговоров унтерштурмфюрер СС Бадер разрешил заключенным без надзора гулять по деревне[330]. Зрелище было захватывающее: холмистые зеленые луга вокруг Шёнберга были усыпаны яркими цветами, а воздух наполняло пение птиц. Жители деревни были добры к пленным, угощали их своей едой. Здесь, в баварском лесу, казалось, что война очень далеко.
И все же Фэй не могла наслаждаться прогулками по-настоящему. Ее разум занимал страх за своих детей. Когда Фэй была в Бухенвальде, Коррадо было всего четыре года, а Роберто исполнилось бы три в январе. Увидит ли она их снова, и если да, то вспомнят ли они ее? Она чувствовала себя беспомощной, но старалась не показывать грусти перед другими заключенными: «Нужно продолжать жить – так я все время себе говорила»[331].
В те дни в Шёнберге один из близких друзей Фэй, граф Александр фон Штауффенберг, внезапно перенес ужасную утрату. Алекс был историком, старшим братом полковника Клауса фон Штауффенберга, июльского заговорщика. Хотя Алекс не имел к заговору никакого отношения, по Sippenhaft гестапо его арестовало. Его жена Мелитта – необычайно одаренная летчица-испытательница люфтваффе – была арестована вместе с ним. Ранее ее уже подозревали в еврейском происхождении. Однако из-за жизненно важной роли в передовых проектах по разработке самолетов Германии Мелитту быстро освободили и вернули в строй.
Она так и не смогла смириться с заключением Алекса и пыталась поддерживать с ним связь. В начале апреля, когда союзники приближались и Мелитта опасалась за его жизнь в руках СС, она отправилась на его поиски[332]. В сопровождении своего друга и коллеги летчика-испытателя Хубертуса фон Папена-Кёнингена она села в легкий самолет Bücker Bü 181 Bestmann[333] и полетела в Веймар, где на малой высоте кружила над лагерем Бухенвальд. Пока Алекс был в плену, она делала так несколько раз, и планировка стала ей знакома. На этот раз она с ужасом увидела, что Еловая роща, где, как она знала, содержался Алекс, выглядела заброшенной, хотя остальная часть лагеря явно продолжала функционировать. Даже с воздуха Мелитта чувствовала могильный запах и видела груды тел. Опасаясь, что среди них может быть и Алекс, Мелитта высадилась в Веймаре и с помощью Папена-Кёнингена связалась с лагерем по телефону и потребовала информацию, утверждая, что она представляет Гиммлера. VIP-заключенные, как им сказали, были эвакуированы и должны находиться в Штраубинге, недалеко от Регенсбурга.
Дождавшись сумерек, чтобы не наткнуться на американских истребителей, Мелитта
