В разные годы. Внешнеполитические очерки - Анатолий Леонидович Адамишин

тогда говорили, не вразумила меня: «Белый царь на синем море красных турок победил». Очень она радовалась, что вернулся трехцветный флаг. А вот лидер итальянских социалистов Беттино Кракси в ответ на слова Ельцина, что красное знамя спущено навсегда, заявил: «Не может красное знамя уйти в историю, это символ всех левых сил; если его нет над Кремлем, мы поднимаем его над центральным партийным офисом в Риме».

А что делать с посольским полотнищем? Решил передать его ветеранам итальянской Компартии, они приняли «серпасто-молоткастое» знамя со слезами на глазах. Бронзовую же вывеску с надписью «Посольство Союза Советских Социалистических Республик» на двух языках, русском и итальянском, вытащил из мусорной кучи, куда ее поспешил выбросить завхоз. Так она со мной и приехала в Москву.

Закончу итальянский пассаж на комично-горькой ноте. В спокойные времена рассказывал я историю об испанском дипломате, приславшем однажды своему шефу такую телеграмму: «Четвертую неделю находимся в Женеве в полном распоряжении Вашего Превосходительства, как всегда, без денег и без инструкций». В Риме мне пришлось испытать это на собственной шкуре: с энной даты финансирование посольства было полностью прекращено. Как мы крутились несколько месяцев, вспомнить стыдно.

Силы придавала уверенность, что пасту, выдавленную перестройкой из жесткого тюбика, назад не загонишь. Такие ее достижения, как гласность, демократия, активность людей, необратимы. Да, распалась великая страна, но мы стали свободными. Казалось, что теперь уж навсегда. Крепко ошиблись.

Первые минуты на Родине. В машине, которая везла нас с аэродрома, приехавшие встречать Сергей Крылов и Валерий Кеняйкин вывалили буквально гору негативной информации. Накануне Бурбулис, Полторанин, Чубайс и наш министр выступили с предостережением: Хасбулатов готовит переворот, создав в этих целях свою личную гвардию. Четверка обратилась к Ельцину с призывом распустить Верховный Совет. Их сразу же вызвали туда «на ковер». Устроенная им выволочка перешла в фарс. В определенный момент появился возбужденный Хасбулатов, за которым гнался охранник, пытавшийся его задержать.

Ничего себе начало, подумал я, ведь на следующий день Козырев должен представить меня Верховному Совету в качестве своего первого зама. Но и его сообщение о внешней политике, и мое появление зал воспринял индифферентно. Лишь старый друг Евгений Максимович Примаков сказал, что теперь ему будет легче работать. По его словам, Ельцин вызывал из Парижа Ю. Рыжова, предлагая ему пост премьер-министра. При этом условии Егор Гайдар соглашался быть его замом. Гайдар, и.о. премьера, находится под постоянным давлением депутатов Верховного Совета, требующих его отставки за крутые меры в экономике, так что Ельцин ищет выход из положения. Юрий Алексеевич, однако, отказался. Так потом и пошло: внутренние наши коллизии постоянно вторгались в дела внешнеполитические.

Первые дни прошли в круговерти навалившихся проблем. А было их немало, ибо достался мне участок, по большей части невозделанный: война в Таджикистане, отношения со странами СНГ, тлеющие и горящие конфликты на их территории, такие как Карабах или грузино-абхазский. Плюс еще одна война – в Югославии.

Очерк четырнадцатый

Таджикистан

В этой бывшей советской республике, провозгласившей годом раньше независимость, разгоралась жестокая гражданская война. То было фактически единственное, что я знал тогда о происходящем. Таджикистан больше ассоциировался с мирными горами Памира, воспетыми Юрой Визбором. Люди, занятые на внешнеполитическом фронте, по определению плохо знали жизнь союзных республик. Теперь приходилось иметь с ними дело как с квазииностранными государствами.

В самолете по пути из Рима в Москву 21 октября 1992 г. вспомнил, что жена Сережи Никитина, Татьяна, по национальности таджичка. С этой замечательной парой, певческим дуэтом, мы давно дружим. Вечером позвонил ей, она связала со своим братом, который и дал мне первый урок по части Таджикистана.

Хорошо, что следующий день – суббота. Провели его в МИДе на Смо ленской-Сенной со старым товарищем еще по африканским делам Бахтияром Хакимовым. Он знал обстановку в Таджикистане не понаслышке. Из его рассказа, из донесений нашего посла в Душанбе складывалась следующая картина.

В стране накопилось серьезное и законное недовольство прежним коммунистическим режимом. Таджикистан был, пожалуй, наименее развитой республикой СССР. Демография била через край, а пахотной и пастбищной земли не хватало. Низкий жизненный уровень, отсталая социальная сфера, монокультура – хлопок, отравленная окружающая среда. Добавлял раздражение и тот факт, что в ноябре 1991 г. президентом был избран Рахмон Набиев,в прошломпервыйсекретарькомпартииТаджикистана.Руководитель, по многим оценкам, слабый, да еще и с не очень квалифицированной командой. Были вопросы и к законности его избрания (кандидатом от демократов являлся хорошо известный в Союзе кинорежиссер Давлат Худоназаров).

Стабильность в Таджикской ССР обеспечивал родо-территориальный расклад. Первый секретарь ЦК – из Ленинабада, ныне – Худжанд, где велик удельный вес узбекского населения. Председатель Президиума Верховного Совета – из Горного Бадахшана или Гарма. Кулябцы обосновались в силовых структурах. Второй секретарь компартии присылался из Москвы, равно как и глава местного КГБ.

Бахтияр особо подчеркнул роль, которую играет в таджикских делах Узбекистан и его глава Ислам Каримов: «Ельцин в отношении среднеазиатских дел прислушивается, в первую очередь, к нему». Таджикистан напрямую зависит от своего соседа, так как газовые и транспортные магистрали идут через Узбекистан.

В марте 1992 г. недовольство в очередной раз выплеснулось на улицы Душанбе. На площади Шахидон, бывшей Ленина, митинговали, если брать партийный срез, Демократическая партия Таджикистана (ДПТ), значительная часть которой вдохновлялась идеями горбачевской перестройки и гласности, малочисленное движение «Растохез», которое блокировалось с Партией исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ), с декабря 1991 г. действовавшей легально. Поначалу требования митингующих были умеренными, но по мере упорства власти они приобретали все более политический характер, вплоть до отставки правительства и избрания нового Верховного Совета.

Не справившись с митингом, принявшим постоянный характер, Набиев сначала объявил, что он президент «по воле Аллаха», а затем вызвал подкрепление из Куляба и раздал ему оружие. Это был опрометчивый поступок.

В начале мая пролилась первая кровь. К середине месяца после спорадических вооруженных стычек столица и подъезды к ней, а также телевидение перешли в руки митингующих. В Душанбе – есть данные, что при посредничестве наших военных чинов – было сформировано коалиционное правительство. Оппозиция, включая ПИВТ (зампремьера Давлат Усмон), получила в нем треть портфелей. В Худжанде и Кулябе этот шаг восприняли как антиконституционный переворот.

События в столице стали детонатором для сельского Юга – Кулябской и Курган-Тюбинской областей. Вооруженные столкновения там то прерываются перемириями, организуемыми местными властями, то вспыхивают вновь. Наружу вышли, казалось бы, преодоленные за годы советской власти общинные противоречия. Регион воюет с регионом. Пагубную роль играют вышедшие на свет дельцы теневой экономики, торговцы наркотиками, выпущенные из тюрем преступники.