Робеспьер. Портрет на фоне гильотины - Филипп Бурден
3
Молодость Максимилиана Робеспьера и его отношения с семьей во время революции
Питер Макфи
В сентябре 1791 года, когда завершаются заседания Учредительного собрания, Максимилиан Робеспьер, бывший в 1789-м практически безвестным депутатом от Арраса, уже известен всем благодаря своим непримиримым суждениям по вопросам, которые он считает основными революционными принципами, – таким, как всеобщее избирательное право для мужчин, авторитет Национального собрания, равенство граждан и отмена прав помещиков. На исходе последнего заседания 30 сентября толпа учащихся коллежа Людовика Великого, где он когда-то учился, а также женщин, некоторые из которых держат на руках детей, приветствует его криками «Слава Неподкупному!» – под этим прозвищем он известен с мая. Одна из женщин обращается к Робеспьеру с такими словами: «Посреди продажности ты оставался непоколебимым в поддержке истины, всегда твердым, всегда неподкупным. ‹…› Народ, говорю я, всегда произносит твое имя с уважением; ты его ангел-хранитель, его надежда, его утешение» [1].
Одна из причин популярности Робеспьера может быть связана с его требованиями, касающимися образования для детей и их прав как членов семьи, а также нравственных основ отношений в семье, которые он считает главенствующими для возрождающегося общества. В этой главе будут рассмотрены его взгляды на развитие ребенка, а также жизнь семьи самого Робеспьера. Мы обсудим, почему его противники так резко нападают на его популярность у парижан, что отражено в давней биографической традиции враждебности, в которой Робеспьер воспринимается как чудовище, сформированное травматическим детством.
В Национальном собрании Робеспьер открыто поддерживает реформы семейного права, ту, например, в которой наследство распределяется между детьми равными долями (апрель 1791), одну из важнейших в сфере семьи за весь революционный период. На продолжительных дебатах он высказывает свой первый принцип, что «равенство – источник всех благ; крайнее неравенство – источ-ник всех бед». Когда депутаты от Нормандии и Юга пытаются сохранить в своих провинциях традиционное право отца на контроль распределения семейного достояния, их противники называют это предложение «порочной социальной системой», угрожающей как морали, так и принципу равенства на основе нового общественного порядка. Робеспьер принадлежит к ним, он яростно критикует патриархальную власть, считая ее вредоносной для отношений между отцами и детьми, которые должны основываться на «природе, заботах, нежности, нравах и добродетели отцов». Он даже предлагает, чтобы «собственность человека после его смерти возвращалась в распоряжение общества ‹…› ибо общество заинтересовано в равенстве» [2]. Это его выступление вызывает у большинства Собрания гнев [3].
Лишенный права голоса в Законодательном собрании по закону о неизбираемости депутатов Учредительного собрания, предложенному им самим в мае 1791 года, Робеспьер вынужден использовать для выражения своего мнения трибуну Якобинского клуба и прессу. Зимой 1791/92 года он произносит в клубе серию речей против опасностей военной кампании за границей, которую тогда поддерживали в Собрании Бриссо и другие якобинцы. Война грозила не только установлением в стране военных порядков, но и представляла опасность для социальной революции, еще далеко не завершенной: «Обуздаем наших внутренних врагов, а потом двинемся на врагов внешних, если они еще останутся» [4], – восклицает Робеспьер в Якобинском клубе 18 декабря 1791 года. Вместо плохо подготовленного вторжения в Австрию он предлагает заняться «возрождением» общественной жизни через инициативы, основанные на всеобщем – мужчин, женщин и детей – участии в патриотическом движении нового типа. Среди перечисленных им тем государственное образование, театр и в особенности гражданские праздники:
«Их требует дух свободы, а равенство, народ и гуманность – единственные чтимые гражданами божества… Если мы хотим подражать, то почему бы не взять за пример великолепные находки греков, их торжественные игры, на которых художники, поэты, ораторы рассказывали бы о своей стране и зажигали сердца своих сограждан священным огнем добродетели и свободы» [5].
Для Робеспьера самая насущная задача – гражданское возрождение семьи, начинающееся с обучения детей и укрепляющееся на массовых манифестациях. Война могла этому только мешать, а то и угрожать.
Бегство тысяч священников после 1791 года и смерть или тюремное заключение многих других приводят к почти полному крушению системы начального образования. В следовавших одно за другим Собраниях вносились, но не имели последствий проекты реформы начального образования в духе революционного возрождения. Наконец 13 июля 1793 года Робеспьер оглашает в Конвенте проект образования, разработанный Мишелем Лепелетье, видным аристократом, ставшим якобинцем и убитым 20 января 1793 года за то, что он голосовал за казнь короля. Робеспьер утверждает, что этот закон, Конституция и правовая система – три монумента Конвента, которые войдут в историю. Он убежден в «необходимости добиваться полного возрождения и, если я могу так выразиться, создания нового народа» [6]. В день внесения этого законопроекта был убит Марат.
Предложение, изложенное Робеспьером, отличается чрезвычайной смелостью, оно содержит всестороннюю реформу начального образования Старого порядка вопреки успехам самого Робеспьера в коллежах Арраса и Парижа. В этом законопроекте подчеркиваются «спартанские» добродетели, вынесенные им из «Жизни Ликурга» Плутарха, прочитанной в коллеже Людовика Великого в годы обучения, 1769–1781. Система всеобъемлющая, от гуманитарных дисциплин до физкультуры, физического труда, одежды и питания. По примеру агогэ Ликурга, Французской республике предлагалось на шесть-семь лет отбирать детей у родителей. «Целью национального образования будет укрепление тела детей, их развитие благодаря гимнастическим упражнениям, приучение к физическому труду и к всевозможным видам тягот, воспитание сердца и духа полезными наставлениями, приобретение знаний, полезных всякому гражданину независимо от его профессии» [7]. Мальчики и девочки учились бы писать и считать, распевать патриотические песни и разбираться в истории; они приобретали бы «знания об устройстве своей страны, о всеобщей морали, о сельской и домашней экономике». Только мальчики постигали бы «основы мер и ремесел»; девочки учились бы «ткать, шить и стирать». Все дети занимались бы физическим трудом, у них не было бы слуг (в отличие от учащихся коллежа Людовика Великого). Дети получали бы «здоровую, но простую пищу; удобную, но грубую одежду в соответствии со складывающимися обстоятельствами. На всю жизнь у них сформируется привычка обходиться без удобств и излишеств, презрение к ненастоящим потребностям».
Робеспьер – единственный депутат, выступающий за принятие проекта целиком; другие возражают против сомнительного предложения об обязательности интерната. На следующий день Конвент голосует за прекращение обсуждения законопроекта, а в конце года отдает предпочтение гораздо более прагматичному предложению Букье. Робеспьер в большей степени совпадает с настроением в Конвенте, когда восхваляет павших за родину мучеников, в том числе несовершеннолетних солдат Виала и Бара. Пример таких юных патриотов‚ как Бара‚ должен вдохновлять французов, напоминая, как он считает, стоицизм малолетних спартанцев. 14-летний ребенок закричал якобы «Да здравствует Республика!», когда мятежники Вандеи заставляли его крикнуть «Да здравствует король!». 28 декабря 1793 года Робеспьер говорит о нем в Конвенте как о «наилучшем примере, учащем юные сердца любви к славе, Родине и добродетели» [8].
Показательнее всего для понимания восприятия Робеспьером семьи то, как он представляет режим государственного воспитания, предназначенный для того, чтобы маленькие дети становились сильными и патриотичными, и его идеализм в вопросе роли супружеского счастья в центре возрожденной политической системы. Из этого не следует, что женщины должны активно участвовать в общественной жизни, недаром в 1793 году он выступает против женских политических обществ.
В июле 1793 года Национальный конвент поручает Робеспьеру и другим членам Комитета общественного спасения победить в войне с европейской коалицией и раздавить внутреннюю контрреволюцию. Те принимают это к исполнению. Одновременно Робеспьер вынашивает чрезвычайный проект о культуре как необходимой Республике добродетели. Кроме законов об образовании и о семье, ей требуется новая религия, наводящая мосты над пропастью, разделяющей католиков, протестантов и иудеев, и объединяющая их всех с теми, кто черпает вдохновение в законах разума и природы. В ней соединяются ценности идеальной семьи и сверхъестественный порядок. В своей речи 7 мая 1794 года, где представлены главные положения культа Верховного Существа, Робеспьер перечисляет наряду с отмечаемыми праздниками 36 десятидневок республиканского календаря:
«За Целомудрие,
За Дружбу,
За Любовь,
За Супружескую верность,
За Родительскую любовь,
За Материнскую ласку,
За Сыновью почтительность» [9].
Отношение Робеспьера к теме способностей детей, их образования и к основным ценностям идеальной семьи заставляет нас приглядеться к его детству и юности. Его восприятие семьи и родственников отражает, вероятно, воспоминания о счастливой семье,
