Перо в её руке. Женские письма – женские судьбы в XVIII веке - Сесиль Берли
9 мая 1764 года
Я не могу дать вам согласия на столь скорую встречу, сударыня; мне все еще слишком памятен разговор, который я имела с вами и который стал причиной нашего расставания. Я не могу поверить, что вы желаете нашей встречи из дружеских чувств, ведь невозможно питать их к тем, кто вас не выносит, ненавидит и проч., и проч., кто постоянно задевает ваше самолюбие, наносит ему жестокие раны и проч., и проч., и проч. – это ваши собственные выражения и следствие влияния, которое на вас уже долгое время оказывают те, кого вы считаете своими истинными друзьями. Они действительно могут быть таковыми, и я всем сердцем надеюсь, что вы обретете в их лице все преимущества, на которые рассчитываете: приятность обращения, достаток, уважение и т. д. На что я вам сейчас, какую пользу я могла бы принести вам? Мое общество было бы вам неприятно и только напоминало бы вам о первых днях нашего знакомства и о дальнейшей нашей жизни, а все это следует поскорее забыть. Впрочем, если вам случится когда-нибудь в будущем вспомнить об этой жизни с удовольствием и воспоминание это вызовет в вас некоторое раскаяние или сожаление, я не замкнусь в суровой неприступности. Я совсем не лишена способности чувствовать и довольно хорошо умею различать правду; искренний порыв мог бы тронуть меня и пробудить во мне симпатию и нежную любовь, которые я питала к вам; пока же, сударыня, оставим все как есть. Довольствуйтесь тем, что я желаю вам всяческого благополучия.
На закате своей жизни, в возрасте 69 лет, госпожа дю Деффан встречает Горация Уолпола, автора модного готического романа «Замок Отранто». Этот английский аристократ проводит лето 1765 года в Париже. Едва переступив порог ее салона, он тут же завоевывает госпожу дю Деффан. Ее, прикованную к своей «бочке», переполняют эмоции. Она очарована этим умнейшим человеком, обладающим обширными познаниями и неотразимым английским акцентом. Уолпол в свою очередь покорен харизмой хозяйки салона, в которой видит настоящий живой памятник французской культуре и светской беседе, возведенной в ранг искусства. В течение семи месяцев он ежедневно бывает у этой женщины, которая намного старше него. Они ведут блестящие беседы, интеллектуально вдохновляя друг друга. Она вкладывает в их общение всю живость своего ума, а также совершенное знание света и всего, что в нем происходит, он – квинтэссенцию своей молодости. Несмотря на 20-летнюю разницу в возрасте она называет его своим «наставником». Могла ли госпожа дю Деффан, всю жизнь утверждавшая в письмах, что у нее нет «ни темперамента, ни тяги к любовным приключениям», впервые по-настоящему влюбиться? Столь гордая, столь надменная и презрительная, готова ли она пойти на унижение и отчасти поступиться своим достоинством? Вот первое послание, которое она адресует возлюбленному в ответ на его ныне утраченное письмо от 17 апреля 1766 года, написанное им в Шантийи, на обратном пути в Англию. Она принимает все условия, на которых он согласен переписываться с ней.
Суббота, 19 апреля 1766 года
Вчера я очень удивилась, получив ваше письмо: я совсем его не ждала; но вижу, что от вас можно ожидать чего угодно.
Прежде всего, заверяю вас в том, что буду осторожна. Мне и в голову не приходит искать неблаговидных мотивов в том, что вы рекомендуете; о нашей переписке никто не узнает, и я буду точно следовать всему, что вы мне предпишете. Я уже начала это делать, скрывая от всех свое горе, и, за исключением президента [Эно] и [его сестры] госпожи де Жонсак, с которыми было невозможно не заговорить о вас, я не произносила вашего имени. С любым другим я бы почувствовала своего рода отвращение к подобным уверениям; но вы лучший из людей и полны таких добрых намерений, что ни один ваш поступок, ни одно ваше слово не могут вызвать у меня подозрений. Если бы вы раньше признались мне в том, что хотели предложить мне, я была бы спокойнее, а следовательно и сдержаннее. Желание обладать милым нам предметом, а если мы уже обладаем им, то постичь его, заставляет нас вести себя неосмотрительно – вот что вышло у меня с вами. Прибавьте к этому, что мой возраст и моя репутация позволяют мне ничуть не опасаться насмешек и прозвища сумасшедшей. Ну довольно об этом. Раз уж нас никто не слышит, я буду держаться свободно и скажу вам, что нельзя любить нежнее, чем я люблю вас. Я верю в то, что рано или поздно нам воздается по заслугам и что сейчас, на исходе моих дней, настала моя пора получить награду за искреннее и нежное сердце. Невзирая на радость, которую вы мне доставили, я не позволю себе высказать вам ничего более – мое счастье смешано с грустью, ведь невозможно, чтобы ваше отсутствие оказалось не слишком долгим. А посему я хочу избежать всего, что могло бы превратить мое письмо в элегию; прошу вас только об одном: сдержите свое слово, пишите мне с полнейшим доверием и не сомневайтесь в том, что я принадлежу вам больше, чем себе самой. Со своей стороны я буду сообщать вам все, что до меня касается, и болтать с вами так, как если бы мы сидели вдвоем у камина.
Мои извинения за то, что я должна буду ехать в Монморанси, были очень хорошо приняты, и, возможно, я отправлюсь туда в понедельник. Мой насморк прошел без последствий. Вчера я ужинала у президента [Эно] с г-жой де Мирпуа, четой де Караман, «вашим добрым другом» г-жой де Валентинуа и г-ном Шуваловым; о вас не упоминали. Сегодня вечером я ужинаю у г-жи Дюпен с г-жой де Форкалькье, а завтра мне не доведется ужинать с вами. Из почтовой книги[13] я узнала, что вы, вполне возможно, будете в Лондоне в воскресенье, рано поутру; в ней также сказано, что почта из Парижа в Кале отправляется лишь по воскресеньям, но из Кале в Париж прибывает по вторникам и субботам.
Я совсем не прошу вас часто писать мне, ведь святой Августин сказал: «Любите и делайте, что хотите». Это, без сомнения, лучшее из его изречений.
Мне совсем не спалось этой ночью, и
