Головастик из инкубатора. Когда-то я дал слово пацана: рассказать всю правду о детском доме - Олег Андреевич Сукаченко
Так и есть – Козлович внезапно, коротким ударом, бьет мне в нос – из него тут же начинает хлестать красная юшка. Я пытаюсь зажать нос руками, чтобы остановить кровотечение, но у меня это плохо получается. Кызел брезгливо морщиться: «Какого хера ты здесь все своей кровью залил?!». «Вот пидорас, – думаю я про себя, – как будто это я виноват, что она из меня брызжет!». А вообще такой кровопролитный исход мне вполне подходит – это значит, что на сегодня меня, скорее всего, уже больше бить не будут, а отправят в туалет, умываться.
У меня даже своя тактика выработалась, как грамотно переносить побои (ее потом многие наши ребята взяли на вооружение). Заключалась она в том, что на удар следовало идти, что называется, с открытым забралом, не пытаясь закрыться руками или отвернуть лицо. В таком случае старшие с одного-двух ударов разбивали тебе губы или нос, после чего загоняли под раковину, смывать кровь. Пачкаться никому не хотелось.
Хуже было, когда кровь не текла – тогда мутузить тебя могли довольно долго. До тех пор, пока сами не уставали. От постоянных ударов «в душу» на груди у меня образовался огромный синяк, который не сходил месяцами. И каждый тычок в эту область отзывался сильнейшей болью! Кроме того, у всех нас поначалу были опухшие, сине-желтые лица. Но в последствии я заметил одну престранную вещь – на моей роже почему-то перестали появляться синяки и старшим приходилось очень потрудиться, чтобы как следует ее разукрасить! А все потому, что если вас в течение долгого времени усердно бить по физиономии, то она, хотите вы того или нет, приобретет невосприимчивость к рукоприкладству.
В нашем классе был только один человек, которого старшие старались лишний раз не трогать, поскольку боялись зашибить ненароком. Звали его Вовой Гостюхиным. Это был необычайно тощий (и в чем только жизнь держалась?!) паренек, которому впору было класть кирпичи в карманы, чтобы его не унесло ветром на улице. Когда Гостюхина поднимали с кровати и он стоял в общем строю, ожидая своей очереди на опиздюливание, было заметно, как бешено колотится в его чахлой груди сердце!
Однажды местный алкоголик Петя Грушин, желая поиздеваться над несчастным «доходом», спьяну ударил Вовку указательным пальцем в живот, и тот повалился на пол, страшно хрипя и судорожно хватая ртом воздух! Мы думали, что Гостюхин притворяется, а он и в самом деле чуть копыта не откинул! Смотреть на него без слез было невозможно – наверное, так выглядели узники какого-нибудь жуткого концлагеря во время войны. Ребра, кожа и кости – вот и все, что имелось тогда у Гостюхина. По его фигуре можно было спокойно изучать устройство человеческого скелета.
Поговаривали, что до такого рахитичного состояния Вову довела собственная мать, которая на протяжении нескольких лет практически не кормила мальчишку, держа его на издевательском продуктовом пайке. Изъяв Гостюхина из стремной семейки и отправив в интернат, государство спасло его от вполне возможной голодной смерти, но обрекло на испытания несколько иного свойства…
Как я уже писал выше, бить нас приходили старшие из других отрядов – это у них такая «развлекуха» была на каждый день! Окромя закрепленных за нашим классом упырей, типа Козловича и Грушина, чаще всего над нами издевались общепризнанные интернатские шакалы Егорычев и Пищак. Нередко к ним присоединялись такие патентованные сволочи, как Павло и Сазонов. Все они, надо отдать им должное, являлись искуснейшими заплечных дел мастерами и тонкими ценителями художественного мордобития.
Но самым подлым, наглым и беспощадным среди всех детдомовских подонков был Стас Маркин. Этот мерзкий дегенерат с выпученными, как у дохлой рыбины, глазами, с постоянно слюнявым, исторгающим непередаваемое зловоние ртом, чуть ли не прописался в нашей палате. Знаете, есть такие люди, которые с первого взгляда внушают вам безотчетное ощущение тревоги и опасности! Они еще ничего не сделали, а вы уже ждете от них какой-нибудь сногсшибательной подлости. Именно таким человеком и был Маркин. Он всем своим зловещим видом, вкрадчивой манерой говорить и двигаться, буквально источал угрозу, и ухо с ним нужно было держать востро!
Во время экзекуций Маркин очень любил ударить как-нибудь исподтишка, так, чтобы избиваемый не видел самого момента удара. Например, сзади. От неожиданности человек отлетал в сторону, а он, страшно веселясь и ликуя, подскакивал к другим старшим и кричал: «Вы видели, как я ему въебал?! Бля, это было круто!». Противная рожа его при этом буквально светилась от радости. Этот садист получал невероятное удовольствие от того, что избивал беззащитных малышей, которые не могли дать ему сдачи.
Любимым же развлечением подонка было следующее: он подбрасывал вверх копейку и приказывал истязаемому поймать ее. В тот момент, когда малыш поднимал руки, чтобы схватить монету, Маркин изо всей силы бил ему ногой в расслабленный живот. Мало кто после такого удара не начинал кататься по полу и орать от разрывающей его на части боли! Маркин же только злорадно похихикивал, глядя, как мучается, благодаря его стараниям, несчастная жертва…
Вообще, конечно, такие ублюдки, как Маркин, которые не просто избивали людей, а старались сделать это максимально жестко, вплоть до попыток нанести какие-нибудь травмы, ничего кроме отвращения у меня не вызывали. Хорошо, раз ты хочешь поиздеваться над малышами – дело твое. Мы все равно воспрепятствовать этому, по малолетству своему, не в силах. Но зачем же калечить живого человека?! Прыгать ему на голову ногами или пытаться сломать палец! Это каким же зверем надо быть, чтобы так кайфовать от вида чужих страданий?!
Одним словом, нам оставалось утешаться лишь проклятиями, щедро посылаемыми в адрес ненавидимых нами старшаков, о которых они, впрочем, не имели никакого представления, поскольку делали мы все это молча, стиснув зубы от боли… И никто в интернате не мог остановить эту дикую вакханалию насилия старших над младшими!
Вот что желают обычные дети себе на Новый Год? Чтобы им подарили подарок – игрушку там или книжку какую-нибудь, верно? Мы же хотели только одного – избавления от одуряющих и выматывающих всю
