Головастик из инкубатора. Когда-то я дал слово пацана: рассказать всю правду о детском доме - Олег Андреевич Сукаченко
Кроме того, многие взрослые уже изначально махнули на нас рукой. Типа, зачем тратить на этих придурков свое время? Все равно из них ничего путного не выйдет! Пьяное зачатие плюс дурная наследственность – равно сомнительное будущее. Добавьте к этому неустойчивую психику ребенка, отягощенную педагогической запущенностью – кто при трезвом уме и твердой памяти полезет во всех этих завалах разбираться? Кому это вообще надо? Тем более, что от осинки, как известно, не родятся апельсинки, и яблоко от яблони недалеко падает…
Ну, вот как, скажите на милость, одному учителю или воспитателю проконтролировать 30–40 маленьких негодников в классе? Да еще в каждодневном, не предполагающем полноценного отдыха, режиме? Понятно, что ни один человек, будь он хоть семи пядей во лбу, с этим просто не в состоянии справиться! Особенно учитывая тот весьма специфический контингент, с которым приходится иметь дело. И здесь уже без некоторых элементов насилия не обойтись – так, по крайней мере, думают многие педагоги. Ведь куда легче, считают они, переложить часть своих воспитательских забот на плечи старших ребят, нежели самим возиться с бестолковой мелюзгой. Тут вам и дедовщина, как с куста!
Знаете, как обычно оценивается работа любого интерната? Чисто по внешним признакам: хорошо ли убрано в детском доме, не голодают ли его воспитанники, все ли в порядке с успеваемостью? От педагогов что обычно требуется? С утра принять детей, накормить, загнать их на уроки, проветрить немного на улице, организовать самоподготовку во второй половине дня и вечером спать уложить. За механическим соблюдением режимных моментов, куда им заглянуть в глаза ребенку, просто поговорить с ним по душам?..
Во все свое детство я не помню ни разу, чтобы кто-то погладил меня по голове – по ней только били, то кулаком, то палкой! А ведь если бы ко мне изначально отнеслись по-доброму, если бы сразу увидели во мне человека, а не «мальчика для битья», то, может быть, я не превратился бы со временем в того отпетого хулигана и бандита, которым стал к концу своего пребывания в интернате. Подумать только, сколько человеческого в людях было утеряно лишь потому, что с ними обращались не по-человечески!
Воспитатели, конечно, прекрасно знают о дедовщине, но не борются с ней. Зачем рубить сук, на котором сидишь? Они отлично понимают, что старшие своим террором в отношении младших, сильно облегчают им работу. Экономят время и нервы. Потому что никто даже представлять не хочет, как бы распустилась безмозглая малышня, если бы ее время от времени не лупили.
Однажды один из педагогов увидел, как меня на улице за интернатом пинают ногами трое старших отморозков. Он подошел и поинтересовался у них, за что они бьют меня – те ответили, что за дело (училка пожаловалась им на мое плохое поведение). «Хорошо, только не прибейте его ненароком» – сказал им педагог и отправился дальше по своим делам, что-то весело насвистывая. Такое скотское отношение к себе, конечно, не забывается. Я и не забыл…
По большому счету, мы росли в детдоме, как дикие плевелы и сорняки – всем на нас было глубоко наплевать. Воспитателей волновало лишь неукоснительное соблюдение распорядка дня и собственное их спокойствие. И то, и другое старшие им брались с готовностью обеспечить. В обмен на некоторые послабления режима для себя, разумеется. А вот как они этого добивались, взрослых уже не очень интересовало. Главное, чтобы был порядок, а все остальное – это уже издержки детдомовского общежития, тут, как говорится, ничего не попишешь. Но ведь хорошо известно: то, что является порядком для паука, становится хаосом для мухи!
Помимо всего прочего, иногда и сами педагоги были не прочь распустить свои руки. Как-то директор нашего интерната и по совместительству «заслуженный учитель школы» Александр Григорьевич, обходя подведомственную ему территорию, обнаружил в подвальном помещении двух Сергеев – Покровского и Андрюшенко. Ребята решили немного покурить вместо того, чтобы сидеть в это время на уроке, чем спровоцировали невероятное бурление говн в директорском организме.
Александр Григорьевич был так страшно возмущен наглостью прогульщиков, что, схватив обоих гавриков за волосы, оторвал их от земли (благо силы ему было не занимать!) и пронес до самого класса, чуть не сорвав с ребят скальпы! Крику и визгу было на весь интернат, но «заслуженный учитель» потому, вероятно, и стал таковым, что давно уже научился не обращать на подобные мелочи никакого внимания.
А вообще, педагоги у нас были разные, встречались и очень интересные экземпляры. Помню, как один все рассказывал нам, наивным подросткам, как на Курской Дуге горел в подбитом танке. Надо отдать ему должное – делал он это так убедительно и увлекательно, что мы аж немели от восторга, пялясь во все глаза на чудом выжившего героя! Единственное, что меня смущало – это то, что на нем не было никаких следов от ожогов. А потом я случайно выяснил, что пиздобол этот родился уже после войны и гореть мог разве что от стыда. Если бы знал, конечно, что это такое.
Но каков, черт бы его побрал, талантливый актерище! Ему бы не в интернате воспитателем работать, а дурить людей в кино. Вам, наверняка, тоже встречались такие персонажи, которые сначала что-нибудь придумают, а затем сами в это уверуют до невозможности. Еще потом и обижаться станут, дескать: «Эх ты, подлец, я за тебя жизнью рисковал, а ты меня оскорбляешь своим недоверием!»…
Глава 26
Битье определяет сознание
Детдомовская мудрость
Вот же прекрасная, счастливая, восхитительная пора нашего дурдомовского детства! Ну, как не вспоминать, не думать о ней с нежнейшей признательностью и благодарностью?! Никогда я не жил такой интересной и насыщенной жизнью, как в интернате. С утра нас поднимали пендалями с кроватей и гнали на «любимые уроки», днем заставляли воровать по окрестностям, а вечером нещадно били, как сидоровых коз за любую провинность, допущенную в течение дня. Да еще с таким редким энтузиазмом и выдумкой, что нам оставалось только порадоваться за своих мучителей – хорошо, наверное, когда люди занимаются любимым делом и
