Цельнометаллическая оболочка (Старики и Бледный Блупер) - Густав Хэсфорд

Строгие медсестры заставляют вернуться в собственную палату и улечься на шикарную чистую шконку. Шконка такая мягкая, что лежать на ней неудобно, после года на тростниковой циновке в углу хижины Дровосека во вьетнамской деревне Хоабинь. Три месяца провалялся я на этой шконке, в положении для стрельбы лежа, застыв по стойке «смирно», как примерный мор-

пех — овощ, дожидающийся своей очереди быть опущенным на рагу.

Справа по борту сексуальная медсестра протирает губкой Морпчелу, парализованного по рукам и ногам. Морпчела выложен как напоказ в чистой голубой пижаме словно манекен из магазина одежды. Медсестра с губкой - лейтенант Одри Браун. Все в палате, у кого остались ноги, мечтают ей засадить, а у кого остались руки - потрогать.

Действие укола, впрыснутого в парализованного по рукам и ногам Морпчелу, кончается. У него уже начинает болеть нос, потому что в нос ему до отказа напихали пластмассовых трубок. Челюсть стянута проволокой. И о боли своей он может поведать лишь глазами. Медсестры строго за ним следят, потому что веселиться ему не с чего, и поэтому они считают, что он может попытаться сам себя убить, откусив язык и проглотив его.

Госпиталь ВМС «Йокосука», что возле Йокогамы на берегу Токийского залива в Японии, провонял спиртом. Спишь, опуская голову на подушку. На завтрак дают глюкозу, а ты представляешь себе, что ешь яичницу.

Пока питаешься, дергаешь пальцами на ногах, проверяя, не отрезал ли ночью их какой-нибудь хирург-салага. Понимаешь, что тебе повезло, и ты избежал резкого хирургического удара противопехотной мины, снаряда или мины-ловушки, и возни с протезом, выкрашенным под цвет кожи, но ты дико беспокоишься по поводу непредвиденных осложнений, связанных с твоими конечностями.

Однажды ночью у одного снайпера-разведчика порвалась венозная вставка, и ему отрезали ногу. Он запихал планки своих боевых наград в конфеты и проглотил, запив квартой водки. А потом стал распевать пьяные пес-247

ни. Когда булавки на планках взрезали ему желудок, он умер от потери крови.

Есть здесь такие, которым мы желаем никогда не поправиться. Когда такой умирает, мы тайком проносим в палату пиво и устраиваем праздник.

По всему лицу у тебя «дикое мясо», как называют это доктора. Дикое мясо - это такой особый вид рубцовой ткани.

Сначала попробовали пересадку кожи, взяв кожу от белой йоркширской свиньи. Нашли осколок. Осколок тебе. Но свиная кожа не захотела приживаться, чему ты был даже рад. Тогда вырезали несколько сантиметров от ягодиц, пришили, воткнули в руку трубку, подвесили бутылку и стали ждать, что будет.

Пока ты спал, видел сон, в котором слышно было клацанье хирургических инструментов. Скальпели отхватывали куски с лица, и медперсонал делал бутерброды. Потом твою каталку укатили в новую операционную эконом-класса, типа «сделай сам»,-для сержантов категории Е-5 и ниже - где тебе выдали ржавую ножовку и пулю, чтоб зажать ее зубами.

Ты ни на что не жалуешься. Ты выглядишь не так уж плохо для тупорылого хряка, которому на лицо пересадили его собственную жопу. Ты смахиваешь чуток на Франкенштейна.

Я прохаживаюсь взад-вперед по центральному проходу палаты для выздоравливающих, меня вознаграждают парой-тройкой сдержанных смешков.

Трудно смешить раненых, подозревающих, что скоро помрут.

— Коммунистические эскимосские коммандос получили приказ взорвать завод по производству заморожен-248

ных полуфабрикатов возле городка Лагуна-Бич в Калифорнии. Эскимосские политкомиссары прикинули, что без замороженных полуфабрикатов половина мужского населения Америки помрет с голода.

Чей-то голос далеко в глубине палаты произносит: -Именно так.

Его вознаграждают громким смехом. Терпеть не могу, когда над шутками какого-то дилетанта смеются больше, чем над моими.

Продолжаю: - Но тут они увидели калифорнийских девчонок. Все калифорнийские девчонки старше девяти лет - роскошные милашки. Это у них в штате закон такой. Если в Калифорнии девчонка дорастает до сладких шестнадцати и видно, что стать красоткой ей не светит, калифорнийская дорожная полиция сопровождает ее до границы и отправляет в ссылку в Неваду.

— Ну и вот, эскимосские коммандос стали кадрить пляжных девочек и утратили всю свою военную дисциплину и политические убеждения меньше чем за пять секунд. Пляжные девочки были как резвые розовые морские котики, и пообещали поснимать бикини, если эскимосские коммандос отрекутся от Карла Маркса. Те согласились, и все расселись на песке и стали есть хотдоги. Эскимосские коммандос весьма быстро обнаружили, что, к несчастью, все пляжные ангелочки в Лагуна-Бич - жуткие уродки. А доброй вестью стало то, что по природе своей они рады услужить любому.

Кто-то говорит: - А как это - жуткие уродки?

Я говорю: - У них у каждой грудь была больше головы.

Среди стонов и мычаний, чей-то голос говорит: -Ну ладно, а потом что?

Я говорю: - Ну, не знаю. Как обычно. Стали анекдоты про эскимосов травить.

Полдень.

У Морпчелы, парализованного по рукам и ногам - гости из Мира. Они проходят по проходу через всю палату, постукивая высокими каблуками и не глядя ни направо, ни налево.

Мать, промокает нос бумажной салфеткой. Отец стоит с потерянным видом. И девушка его, с огромной жопой, толстыми короткими ногами, пахнет как кладбище для мертвых цветов.

Они долго разговаривают с Морпчелой, парализованным по рукам и ногам, но ничего ему не говорят. Похоже, Морпчеле намного легче от того, что челюсть его стянута проволокой, и он не может ничего сказать, даже если б захотел.

Когда гости собираются уходить, его девушка, всхлипывая, отстает, смакуя великое мгновение, когда она подобна героине из мыльной оперы по телевизору.

Она говорит: - Прости, Бобби.

Она снимает золотое кольцо невесты с бриллиантиком размером с песчинку, и кладет его в подножие его кровати.

В тот же день, но позднее, крыса-адмирал в фуражке, расшитой золотистой яичницей, приходит в сопровождении сотен пяти фотографов и цепляет на нас медали за героизм под огнем противника и «Пурпурные сердца», пока мы еще не в силах сопротивляться.

Я получаю «Серебряную звезду» и «Пурпурное сердце», за что - не говорят. Наверное, какая-то крыса в канцелярии намудрила.

Когда они доходят до Хрустящей Зверушки, танкиста, ему становится больно от того, что «Военно-морской крест» давит на грудь. Они стягивают медаль с его пижамы и прикалывают ее на подушку.

— А-А-У-У! А-А-У-У! - это Шпала объявляет о своем прибытии глубоко из диафрагмы, традиционным для морской пехоты «рыком», который похож на любовную песнь сексуально озабоченного самца гориллы.

Шпала - младший капрал из автобата. Он толкает по палате каталку с высокими стопками журналов и книжек в мягких обложках. Он делает остановку у каждой кровати, чтобы поболтать