Наяву — не во сне - Ирина Анатольевна Савенко
Иосиф рассказал мне, что в мое отсутствие приходил к Симе, объяснил, что любит меня без памяти и даже решил уйти ради меня от семьи. Сима отнеслась к его словам благосклонно, и наша с ней дружба вроде бы восстановилась.
За месяц моего отсутствия Иосиф твердо решил, что мы должны соединиться — быть мужем и женой, ибо такое, как у нас с ним, бывает только раз в жизни, причем далеко-далеко не у всех. Сказал мне, что и для детей так будет лучше — сейчас обстановка у него дома ужасная: одна комната, он с большим трудом выносит общество жены, часто вечерами отсутствует, а возвратившись домой, выслушивает упреки, даже оскорбления, и все это — при детях. Продолжать так жить невозможно — лучше ему приходить к детям в качестве гостя, тогда и у их матери не будет оснований устраивать ему скандалы.
Мне было радостно, что он хочет стать полностью моим, это лучше всяких слов доказывает силу его чувства ко мне, но ответить положительно я не могла. Представляла себе его девочек десяти и двенадцати лет, и делалось мне страшно. Разлучить их с отцом? Ведь это — большой грех. Вспоминался мой отец, эти страшные шрамы на груди матери... Нет-нет, невозможно.
Как-то ранней весной я собралась с силами: «Мы должны расстаться, — сказала Иосифу.— Принадлежать друг другу нам не суждено, а это воровское счастье делается все мучительнее. Прошу тебя, пожалей меня, оставь, обещай, что больше не придешь».
Продолжалось это — жизнь друг без друга — два месяца. Да разве это была жизнь! Все мысли — только о нем, свинцовая тяжесть одиночества навалилась на меня и давила, давила...
Как-то приехал к нам Малый театр. Иду я с билетом в сумке на утренний спектакль «На бойком месте» с Пашенной в главной роли. На улице Ленина, уже совсем близко от театра драмы, встречаю Иосифа. Он подходит ко мне со словами: «Люблю тебя, не могу без тебя».
В один миг ушла вся моя твердость, вся настойчивость. И — забыт спектакль, забыт с трудом раздобытый билет, и побрели мы куда-то вместе, очутились в сквере возле Львовской площади. Долго сидели, не думая ни о часах, ни о еде,— не могли наговориться, насмотреться друг на друга.
И начал он приходить снова. И теперь поняла я уже вполне серьезно, что без Иосифа мне не жить, что он — моя судьба. Я гордилась им, он казался мне не только красивым, но и умным, талантливым, обаятельным. Да, были и ум, и обаяние, и если и не талант, то отличные, яркие способности. Но... Я пришла в ужас, узнав, что Иосиф никогда не слушал в опере «Пиковую даму», очень многого из лучшей классики не читал. Начали мы вместе читать. Сколько обсуждений и споров! Иосиф жадно за все хватался, анализировал, восхищался автором или же спорил с ним. Во многом наши вкусы, наши суждения полностью сходились, и это было так отрадно для нас обоих.
Изредка ходили в театр — в оперу, в драму. Конечно же, послушали «Пиковую даму». Старалась я и дома знакомить его с музыкой — играла, пела, рассказывала.
Однажды довелось нам побывать на спектакле Малого театра «Отелло» с Остужевым. В антракте Иосиф с жаром говорил о тупости Отелло: «Никогда, никогда я не унижусь до того, чтобы ревновать тебя. Всегда буду безоговорочно верить». Эти слова его я потом часто вспоминала.
Да, было счастье — огромное, казалось, ему не поместиться и душе. Но были и трудные переживания. Никак я не решалась согласиться на полное соединение с Иосифом. Дети, дети! — вот что было главным препятствием...
И наконец зимой неожиданно приходит он ко мне поздно вечером, я уже собиралась ложиться спать. Входит и прямо в своем зимнем пальто валится передо мной на колени: «Либо ты оставишь меня сегодня навсегда у себя, либо завтра меня не будет в живых».
Ну что могла ответить на это любящая женщина? Конечно, я разревелась, кинулась поднимать его и этим без слов ответила. Так началась наша семейная жизнь.
Глава VI. СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ
Прежде всего, я поставила перед Иосифом условие: всю зарплату он будет отдавать семье, а мы будем жить на мою с добавкой его командировочных. Свою контору Иосиф к этому времени бросил. У него было не полностью законченное высшее юридическое образование, и он начал работать в арбитраже и в связи с этим часто выезжал в командировки. Как-то сразу увлекся своей работой, с энтузиазмом рассказывал мне о разных спорных делах, которые ему доводилось решать.
Летом, когда я была в отпуске и ни о каких курортах, разумеется, не думала, сидела дома,— Иосиф часто просил, чтобы я сопровождала его в деловых поездках по разным киевским учреждениям, иной раз даже затаскивал в кабинет кого-либо из начальства и знакомил нас, с гордостью говоря: «Это моя жена, она пришла вместе со мной», чем обычно вызывал приветливую, но удивленную улыбку на лице человека, к которому пришел не в гости, а по служебному делу.
Я радовалась, была беспредельно счастлива, но чувства эти сочетались с великим множеством забот и обязанностей.
Ох, и ругали меня мои друзья за то, что обрекаю себя на неустроенную и материально, и в любом другом отношении жизнь! Но я твердо стояла на позиции «с милым рай и в шалаше». Зарплата Иосифа отдавалась жене, что-то он прирабатывал командировочными, своими арбитражными делами, давал мне нерегулярно какие-то деньги, а я постоянно твердила: «Не надо, хватит моей зарплаты, лучше трать на себя побольше в командировках».
И глупа была в этом беспросветно: поначалу он все, что мог, отдавал мне на расходы, а потом постепенно я избаловала его, и эти вклады в наше общее хозяйство делались все меньше. Но я старалась закрывать на это глаза.
Не мешало моему беспредельному счастью и то обстоятельство, что Иосиф в самом начале нашей семейной жизни твердо заявил:
«Давай договоримся: в хозяйственные дела я не вмешиваюсь, и ты никогда не будешь принуждать меня заниматься этим».
«Хорошо, хорошо, не будем об этом говорить,— поспешила я ответить.— Ну конечно! А я на что!»
Да, насколько скверной, никудышной женой я была для Сени, настолько, можно сказать, идеальной — для Иосифа. Сейчас трудно даже представить, как я справлялась со всем. Перешла на работу
