Наяву — не во сне - Ирина Анатольевна Савенко
На следующий день — снова: «Это какой-то особенный человек! Я таких никогда не видела». И дальше — то же самое. Вижу — только о нем все ее мысли.
«Ой, Симочка,— смеюсь я,— влюбились вы, кажется, в своего замдиректора».
Она молчит, не возражает, а в глазах — слезы. Я рада за нее, как это хорошо — влюбиться, подняться над серостью будней на крыльях этого великолепного чувства.
«Молодец, Симочка! — говорю.— Дай бог вам счастья!»
«Нет, счастья не будет,— сразу грустнеет Сима,— у него жена, дети. Да и он моложе меня».
И еще через несколько дней: «Ирка, он придет завтра. Слышите? Ко мне, сюда придет. Со своим референтом, Станиславом Ивановичем, вы ведь его знаете. И вы должны прийти. Слышите? Непременно. Обещаете?»
«Да, конечно»,— посмеиваюсь и.
А Станислав Иванович, или для меня Стасик,— товарищ детских лет, друг моего брата Бориса. Сестра его. Люба, выйдя замуж за военного, уехала с ним, как и моя Нина, на Дальний Восток, а Стасик, все еще холостяк, работает в той же Облкооптаре, где и Сима.
Начала я готовить Симу к встрече с полюбившимся ей человеком. Через неделю мне надо было ехать на курорт в Гурзуф, путевку уже давно купила, тогда это было очень просто. Вот я и решила приодеться: заказала красивые, резные, бежевого цвета туфли, обзавелась чудесной, васильковой, с перламутровыми пуговицами блузкой... Хорошо зарабатывать самой и тратить, как хочешь, собственные деньги, а чужие — всегда горьки и тягостны,— это я усвоила еще со времени нашей жизни с отчимом, когда была девчонкой.
Дала я Симе надеть на встречу свои еще не надеванные туфли, блузку. У нее не было таких красивых вещей, она зарабатывала мало, муж был не из заботливых. Сама не своя от радости, Сима примерила мои наряды и сразу помолодела, посвежела.
На следующий день я, будучи уже в отпуске, пошла побродить по городу, что-то купить из провизии. Вернулась к вечеру утомленная, с головной болью, надела свою старую-престарую футболку, закуталась в подаренный мамой шерстяной платок и легла отдыхать.
И тут в комнату влетает Сима, разодетая в мои наряды, возбужденная, глаза так и горят, щеки пылают: «Что же вы лежите? И не одеты? Он уже пришел. Скорее собирайтесь, бога ради!»
Ой, я и забыла, что у нее сегодня гость!
«Симочка, простите, я не пойду, голова очень болит. Обойдетесь без меня, я, правда, не могу».
«Что?! Ну нет, Ирка, вставайте сейчас же, вы мне обещали, это нечестно».
Сердится, уговаривает, упрашивает...
«Ну хорошо,— соглашаюсь через силу,— только с условием, что пойду к вам вот так, как есть, переодеваться ни за что не буду».
«Ладно, черт с вами, идите как есть, только идите».
Беру я почему-то свою черную кошку и направляюсь вместе с ней к Симе.
«Знакомьтесь: Ирина Анатольевна, Иосиф Владимирович».
Мне навстречу встает человек в коричневой вельветовой куртке, повыше среднего роста, смуглый, с гладкими иссиня-черными, с сединой на висках волосами, с высоким лбом и большими карими выразительными глазами. Выразительными? Нет, это слово ни о чем не говорит. Я встретилась с сияющими темным огнем, бездонными глазами, и все во мне сжалось. А может, не сжалось, а напротив — потянулось к нему. «Вот такого можно полюбить»,— подумала я. Что-то говорю Симе и чувствую на себе его пристальный взгляд. Да, понятно, что Сима так ошалела...
Тут приходит Стасик.
«А, Ирочка, здравствуйте, очень приятно!»
«Здравствуйте, Стасик! Как давно мы не виделись, хоть и живем в одном доме! Даже на «вы» перешли за давностью лет».
Уселись за небольшой столик — как раз на четверых. Что-то пили, чем-то закусывали. Во мне — смесь тоски, нездоровья, удали от единственной рюмочки вина, любопытства — что это за человек с такими великолепными, пытливыми и добрыми глазами? — и чего-то еще, неосознанного, связанного с этим человеком. То и дело встречаю его внимательный взгляд.
А Стасик говорит что-то ласковое, ухажерское, подкладывает мне в тарелку, подливает в рюмку. Мне смешно от его кавалерского тона, ведь выросли в одном дворе, он наверняка знает меня со дня моего рождения.
Симин гость спрашивает, почему я сижу с кошкой на коленях. Я рассказываю, что это Флейта, моя любимица, что недавно отняла ее на улице у мальчишек, жестоко ее мучивших. Пока я спустилась по Нестеровской горке, кошка мне всю шею исцарапала, боялась, вырывалась, А теперь привыкла — всюду за мной. Флейтой я прозвала ее за красивый голос. Он и вправду напоминает звук флейты. И — она принесет мне счастье. Черные коты только дорогу на улице переходят к беде, да и тому я не верю, а поселившись в доме, приносят дому счастье.
Вот так я болтаю разную ерунду, а он, этот человек, слушает внимательно, будто я говорю что-то необычайно умное, и чуть улыбается. Глянула я на: Симу, и стыдно мне стало, что беседую с ее гостем и этим отвлекаю от нее. Замолчала, повернулась снова к Стасику. Потом не то Сима, не то Стасик попросили меня спеть что-нибудь. Пошли ко мне. Я сажусь за рояль, пою «Подруги милые» из «Пиковой дамы», очень эта вещь подходит к моему настроению тех дней. Когда допела, Симин гость спросил, почему я выбрала такую грустную, вещь.
— Потому что и в жизни у меня так: радоваться нечему, все хорошее — позади.
И ведь не кокетничала, вполне серьезно считала, что в двадцать шесть лет жизнь прожита.
Когда гости засобирались, я попрощалась и ушла к себе.
Легла в постель... Нет, не спится. Перед глазами — этот почти незнакомый человек. Что же это? Любовь? Но он женат, дети... А я ведь не распутница. Несчастливая, невезучая, о таких говорят — горе луковое. А могла бы быть преданной, любящей. Больно мне, грустно, но вплетается в эту грусть и щемящее чувство радости...
Через два дня он пришел снова и, не застав Симы, явился ко мне. Страшно мне стало. «Зачем?» — вырвалось у меня и место приветствия.
А он подошел, посмотрел со спокойной серьезностью: «Не могу без вас».
«Нет, нет! — возмущенно вскинулась я.— Ведь вы приходили к Серафиме Александровне, она уверена, что вы... Как все это гадко, пошло...»
«Оставьте, не надо,— спокойно отмахнулся он.— При чем тут Серафима Александровна?»
«Не прикасайтесь ко мне!» — резко бросила я, когда
