Кино Ларса фон Триера. Пророческий голос - Ребекка Вер Стратен-МакСпарран
Когда Грейс с отцом обсуждают, как им поступить, он обвиняет Грейс в высокомерии, говоря:
Ты им симпатизируешь… Насильники и убийцы, по-твоему, просто жертвы, а я называю их псами. Если они готовы жрать собственную отрыжку, остановить их можно лишь плетью… Псов можно обучить многим полезным вещам, но при одном условии – если не прощать их, когда природа берет в них верх.
Ты прощаешь других, оправдывая тем, чем никогда не стала бы оправдывать свои поступки… Ты должна быть милосердной, когда для этого есть время, но ты не должна отступать от своих собственных принципов. Они заслуживают за свои прегрешения тех же наказаний, что и ты за свои. Разве человек не должен отвечать за свои поступки? Конечно, должен, но ты не даешь им этого шанса!
Дискуссия о прощении заключается не в том, прощать или нет, а в том, когда прощать и когда быть милосердным. Я считаю, что она не предполагает карательного правосудия, расплаты «око за око». Речь идет об ответственности, о том, что наказание за проступок должно быть понесено, а одинаковый стандарт должен применяться ко всем. В этом находит свое отражение магистериальная теология, которая поддерживает стандарты святости и ответственности и не позволяет терпимости или дешевой милости затуманивать истину о преступлении.
Грейс выходит из машины, чтобы поразмыслить, но внезапная перемена освещения с появлением на небе луны меняет ее точку зрения. Существует много интерпретаций этой сцены, но сопровождающие ее слова рассказчика подобраны очень тщательно: «Теперь свет высвечивал все огрехи и изъяны домов и людей… Поступая так же, как они, она не смогла бы оправдать свои действия, потому как ее осуждению не было бы предела. Ей показалось, что печаль и боль наконец-то заняли в ее душе подобающее место». Затем Грейс говорит своему отцу:
Если вдруг случайный странник опять попадет в этот город и раскроет свою слабость, все может повториться. Вот для чего мне нужна эта власть, если ты не возражаешь. Чтобы сделать мир немного лучше.
Отец Грейс удивлен, что она не только делает решительный выбор, но и берет ответственность за свои действия, сама стреляя Тому в голову. Однако она принимает это решение только после того, как добровольно возвращается в позицию власти. Справедливо ли это? Пипер утверждает следующее:
Финал «Догвилля», ответная реакция на теракты 11 сентября, и Книга пророка Амоса говорят нам о том, что закон, правосудие и защита невинных не являются равнозначными терминами. Правосудие сурово, и это может означать, что в ответ на возмутительное действие, возможно, придется нарушить закон и посягнуть на невиновность… Формулируя необходимость возмездия в рамках закона и человеческой цивилизованности, Библия часто указывает на эту неудобную истину, которая может вырваться наружу, и обязательно вырвется, когда эти ограничения исчезнут.
(Pyper, 2010, с. 328)
Возможно, именно поэтому в конце Моисей, очерченный на полу контур пса, символизирующий ограничения Моисеева закона, материализуется, превращаясь в живую собаку, и вскакивает с лаем. Перед лицом жестокости Догвилля закон бессилен, будь он контуром на полу или живым и лающим псом.
Роберт Синнербринк[62] приводит меткую цитату из Вальтера Беньямина[63] о том, что «прогнившее сердце закона» возможно обновить посредством «революционного насилия». В этом случае обновление может представлять собой переосмысление закона, и Грейс действительно обнажает это коррумпированное ядро.
Однако Синнербринк также приходит к выводу, что совершенное ею насилие ведет только к карающему насилию, поскольку Грейс расторгает свое соглашение с общиной, возвращаясь к данному от рождения месту как в символическом, так и в социальном порядке, «основанном на символическом насилии и неприкрытом проявлении власти, который она тщетно пыталась преодолеть своей милостью и прощением» (Sinnerbrink, 2007, с. 7). Ее поведение отражает их поведение, таким образом воплощая экономику желания.
Хотя в этом есть смысл, но на самом деле истина глубже, чем простое возмездие из позиции силы; Грейс видит «каждый изъян», каждый грех и не только свою «печаль и боль», но и «случайного незнакомца», Другого, и в них необходимое перераспределение власти и справедливости.
Действия Грейс представляют собой то революционное насилие, о котором говорил Беньямин, как единственную в данном случае надежду на переосмысление закона, и оно же, согласно Пиперу, открывает возможность восстановления баланса между властью и справедливостью. Это не есть простое или даже правильное решение. Как пишет Синнербринк, оно выявляет болезнь, но не лечит ее.
Хотя Синнербринк не анализирует город Догвилль с теологической точки зрения, он находит корень несправедливости в демократии, и в этом корне есть глубоко укоренившаяся теологическая проблема – грех.
Аргумент Догвилля… заключается в том, что демократическое сообщество реагирует насилием и жестокостью, когда его основы выставляются напоказ или подвергаются угрозе. Именно применение насилия во имя обеспечения сохранения статус-кво лежит в основе (американской) демократии.
(Pyper, 2010, с. 327)
Описывая политическую аллегорию как микрокосм Америки, Синнербринк утверждает, что фильм критикует экономику обмена, поскольку повествование переходит от обмена потребностями к обмену желаниями, а создание экономики желаний приводит к эксплуатации. Грейс говорит правду и распознает необузданные желания, скрытые под моральными ценностями и социальными ритуалами жителей, – желания, которые вскоре порабощают ее и заставляют Догвилль окончательно отвергнуть. В то же время, позволяя себе добровольно участвовать в этих экономиках, не подвергая их сомнению, Грейс подпитывает их, увеличивая их силу. Поразительно, но наблюдение, сделанное Синнербринком в 2007 году, сегодня даже более актуально:
Жестокое возмездие Грейс сообществу Догвилля – не просто выражение отказа от политики моральной идеологии и либерально-демократического консенсуса. Скорее, в нем сформулированы некоторые тупиковые ситуации современной либеральной демократии, которые в крайних случаях разрешаются именно с помощью насилия. Таким образом, фильм разоблачает насилие, лежащее в основе демократии. Раскрываемая в нем диалектика милосердия и насилия, завершается не синтезом, а именно насильственным прекращением и является критическим размышлением над вопросом демократии сегодня.
(Sinnerbrink, 2007, с. 4)
История Грейс продолжается в фильме «Мандерлей», в котором она обнаруживает анахроничную группу рабов, спрятанных на хлопковой плантации в Алабаме. Избиваемый раб умоляет Грейс о помощи, поэтому она решает остаться и помочь, хотя отец настаивает на том, что это «местное дело» (удобный способ закрыть глаза на истину). Он дает ей четырех вооруженных автоматами гангстеров и адвоката на всякий случай для силового установления демократии. Владелица плантации умирает, и Грейс занимает ее место, чтобы освободить рабов и обучить их основным демократическим свободам и организации самоуправления.
Но ее незнание глубинных структур
