Ферма. Неудобная история, которую вычеркнули из хроник Холокоста - Джуди Раковски
В Польше Сэм снова и снова доказывал свою поразительную интуицию и смекалку – именно эти качества когда-то помогли ему выжить. Вот почему, собираясь в Польшу, мне всегда хотелось поехать вместе с ним, чтобы не пропустить самые неожиданные открытия и возможности. Но в последнее время он стал меня тормозить. Я не хотела быть эгоисткой. В конце концов, к этому времени я уже трижды ездила с ним в Польшу – больше, чем его собственные внуки и другие родственники. И все же он меня сковывал.
И он стал относиться ко мне иначе – сначала сдержанно, потом с откровенной неприязнью. Когда я попросила разрешения присоединиться к нему в 2001 году, он ответил:
– Я не хочу, чтобы ты ехала со мной, юная леди. Ты стала обузой.
Он сказал, что устал переводить для меня все разговоры. Я понимала, что присутствие младшей родственницы, да еще и репортера, которая постоянно сомневается в правильности действий, задает вопросы, которые он уже задал, и предлагает новые, когда встреча уже закончилась, стало его утомлять.
Я все понимала. Во время наших поездок ему приходилось оценивать, усваивать и реагировать на все услышанное – да еще и переводить мне. Присутствие сторонних переводчиков его не устраивало. Когда я предложила пригласить переводчика, он категорически отказался – ведь ему придется брать с собой еще одного человека. Человека, который не сможет увидеть то, что видит он сам. Я несколько раз просила Сэма взять меня с собой в Польшу в 2001 году, но он не уступал.
– В машине для тебя нет места, – решительно заявил он. – А машину арендую не я.
Ответ был категорическим, но я настаивала. Я попыталась уговорить его задержаться в Кракове на пару дней.
– Мы можем встретиться, когда они уедут! Заедем в несколько мест – и туда, где прятались Роженеки!
Я возьму с собой переводчика, все организую самостоятельно и сама возьму прокатную машину. Я все сделаю – не будь я Раковской!
Сэм разнес мои планы в пух и прах и запретил брать машину. Как я собираюсь водить машину в Польше? Как найду дорогу? И сколько все это будет стоить?
Может, он и отказался от дальнейших поисков Хены, но все равно хотел быть главным.
Его вопросы вселили в меня надежду. Я отказалась от вождения машины и нашла способ оплатить услуги переводчика из своей репортерской зарплаты. Я договорилась с молодой полькой из Ополье, которая училась в Соединенных Штатах, что оплачу ей билет в Польшу, а она станет моей переводчицей.
Вот так я в августе 2001 года оказалась в краковском отеле вместе со студенткой Дагой. Я оставила ее устраиваться, а сама пошла искать Сэма. Он жил в соседнем отеле вместе с родственниками, одним из которых был израильтянин Ави, дальний родственник по материнской линии. Сэм заворачивал вещи в газеты и укладывал в чемодан, и делал это довольно быстро, что не могло не вызвать у меня любопытства. Увидев меня, Сэм повернулся и заговорщически подмигнул Ави.
Сэм рассказал, что «великолепно провел время, узнал много нового и интересного». Эта поездка оказалась для него лучшей. Я растерялась, надеясь, что он не заметит моей реакции. Я так и думала! Я упустила важные открытия! Стараясь не выдать себя, я принялась с энтузиазмом расспрашивать Сэма о его открытиях.
Сэм демонстративно медленно вытащил из папки какой-то документ. Это оказалась ксерокопия документа на польском языке, написанного от руки, но снабженного официальной печатью. Сэм торжественно объявил, что это свидетельство о рождении Хены Роженки с подписью ее отца Шмуля (Самуэля) Роженека.
– Потрясающе! – воскликнула я. – Люди по-разному оценивали ее возраст, но теперь мы знаем точно. Значит, на момент убийства семьи ей было шестнадцать!
Я знала, что должна радоваться этому открытию – новой победе в поисках Хены. Но мне хотелось сказать совсем другое: «Постой, я же думала, что ты перестал искать Хену. Тогда к чему все это?»
Мне следовало высоко оценить это достижение. Но ведь Сэм должен был вместе с другими родственниками пойти в архив и найти свидетельство о рождении Хены. Конечно, именно так он и поступил. Интуиция, которая так хорошо ему служила, не подвела его и на этот раз. Но мне хотелось совершенно по-детски обидеться. Почему он прогнал меня, а сам продолжил поиски Хены самостоятельно? Но я взяла себя в руки и с энтузиазмом спросила:
– А что еще произошло за время твоей поездки?
– Многое, но это потрясающе, – ответил Сэм с сияющими глазами.
Он продолжал укладывать вещи в чемодан, но потом сжалился и сказал:
– Пойдем поедим мороженого на рынке.
Я засеменила за ним как несчастный ребенок. Мы устроились за столиком на улице. Площадь была заполнена туристами – а ведь я помнила ее совсем другой, мрачной и холодной. Мне выпала возможность получить полное внимание Сэма. Нам подали вазочки с мороженым, украшенным свежими фруктами – восхитительный деликатес из детства. И Сэм рассказал мне о событиях нескольких последних дней.
Вместе с родственниками Сэм приехал в дом Майдецкого, того самого, в доме которого мы видели старый семейный стол. Сэм познакомил Майдецкого с Ави – когда-то он жил на той же улице, что и его дед с бабкой. Дед и бабка Ави жили в квартире в том же доме, где находилась лавка Роженеков. По мнению Сэма, дед и бабка Ави, Пташники, погибли в лагере смерти Белжец.
– Нет, – уверенно ответил Майдецкий. – Их убили в Белжове. Их прятал там крестьянин по имени Пабис.
Это откровение было столь же поразительно, как и рассказ Майдецкого о том, где были убиты и похоронены члены семьи Дула.
– Там убили девять человек, – рассказал Майдецкий. – И всех их убили партизаны из Армии крайовой. После войны их судили.
– Надо же! – поразилась я. – Удивительное открытие!
– Мы вместе с Ави сели в машину и поехали в Белжов по указаниям Майдецкого. В
