Он увидел солнце. Егор Летов и его время - Александр Витальевич Горбачев
Музыканты «Обороны» и сами подозревали, что их телефонные звонки слушают, и передавали во время разговоров приветы «товарищу майору». Но ни это, ни уличное насилие не остановило творческий процесс – «Гражданская оборона» продолжала записываться; осенняя сессия 1985 года была самой основательной и самой массовой – в ней участвовали сразу пять человек. «Мы отлично понимали, что нас ЗАКРЫВАЮТ, – объяснял потом Летов. – Никому же не могло прийти в голову, что когда-нибудь ВСЕ ЭТО (коммунистический реализм „действительной жизни“) кончится! Такой мысли даже не было. Может, все это поделило нас, то поколение, на каких-то суперсолдат и бесчисленных суперрабов, так и не приспособившихся впоследствии к свободе. Мы жили и знали, что ВСЕ ЭТО будет ВСЕГДА. ВЕЧНО. Это очень важно для понимания». Социолог Алексей Юрчак впоследствии назвал свою книгу, имея в виду именно описанное ощущение, свойственное, как он выяснил, многим позднесоветским людям: «Это было навсегда, пока не кончилось».
Тем временем в КГБ на допросы постепенно вызывали разных знакомых Летова и брали с них показания. Время для прямой работы с главными героями пришло в ноябре.
Как-то вечером в дверь Андрея «Курта» Васина, который тогда записывался с «Обороной», позвонили. Двое в дубленках и норковых шапках показали удостоверения регионального управления КГБ и предложили проехать с ними, собрав «железки» (Васин не сразу сообразил, что имеется в виду железный крест Третьего рейха, который он по приколу носил на одежде). «Мы вышли, у подъезда стояла „Волга“, – рассказывал Курт. – Водила открыл дверь, а товарищ майор Мешков – как потом выяснилось, это был он – усадил меня. Сели, поехали. Первой фразой, с которой обратились ко мне, было: „Ты, сука, что выебываешься? За решетку захотел?“ Я думал, мы поедем в КГБ, а мы отъехали на набережную, заехали за трансформаторную будку, и мне стали чинить допрос. Это продолжалось часов до 11 вечера».
(Надо сказать, что методы допросов в российской тайной полиции с годами не слишком изменились. Когда в 2018 году сотрудники ФСБ задержали в Петербурге программиста Виктора Филинкова, которого обвинили в участии в несуществующем «террористическом сообществе „Сеть“», его допрашивали и пытали не в кабинете, а в микроавтобусе силовиков).
Васина спрашивали про Летова. Быстро стало понятно, что многое оперативники уже знают. «Допрос сопровождался фразами типа: „Не будешь колоться, отвезем в ментовку и пизды дадим“, – рассказывал Курт годы спустя. – Я не хотел, чтобы меня отбуцкали в ментовке, я не Зоя Космодемьянская и не молодогвардейцы. Все протоколы я подписывал, каждую страницу. Вообще дело это было не чисто „оборонное“, там были и другие люди задействованы. Шили такое, что мрак – создание подпольной организации фашистского типа с целью свержения советского конституционного строя и физического уничтожения Генерального Секретаря ЦК КПСС, ха-ха-ха. Сейчас это смешно, но тогда… Вот после всех этих прессовок мы и разошлись. Настроение было стремное, всюду серые „Волги“ мерещились».
Сам Летов тоже рассказывал, что ему хотели вменить не просто антисоветскую агитацию, но чуть ли не подготовку к взрыву омского нефтеперерабатывающего завода. Впоследствии он был уверен, что почти все его знакомые под воздействием угроз в их собственный адрес, в отношении их близких и родных рассказали оперативникам практически все, о чем их спросили – и, по всей видимости, был прав. «Я показания какие-то, в конце концов, конечно, дал, и все дали, – вспоминал Константин Рябинов, которого приняли одним из последних, как раз в разгаре очередной звукозаписывающей сессии с Летовым в конце ноября. – [Там такие вопросы задавали: ] почему в песне [„Кто ищет смысл“] „прохожие идут на выбора, в руках листки, в глазах тоска“? А я говорю: „Нет, не так! В руках листки, в глазах – ура! “ Как к ним эти записи попали, вообще непонятно. Но то, что все мы под колпаком были – это совершенно точно».
Подобно тюменщикам (с подачи Мирослава Немирова местных панков начали называть именно так) и новосибирцам, Рябинов, в итоге всех этих разбирательств, отправился служить в советской армии в казахстанские степи. Егора Летова в армию призвать было нельзя: из-за детских проблем со здоровьем ему давно выписали непререкаемый белый билет. Да и клиентом для гэбешных следователей лидер «Обороны» оказался более сложным.
Сначала у него прошел обыск – как объяснял Летов, «как бы добровольный»: четыре человека без официальной бумаги перерыли всю его комнату и изъяли подозрительное в диапазоне от записей Sex Pistols до «Приглашения на казнь» Набокова и все того же романа «Мастер и Маргарита», за который когда-то пострадал Сергей Летов. (Егора вообще много спрашивали про старшего брата, и сам Сергей был уверен, что семья оказалась в зоне внимания КГБ именно из-за него). Потом начались допросы. Иногда, по словам Егора, они длились по десять часов и больше. «Раскрутка шла пункт за пунктом. Например, пункт „А“: „Вот такая-то книга, где ты ее взял?“, – вспоминал он. – Стал я тогда всевозможные сказки рассказывать – где я все это брал».
Так продолжалось не меньше недели, после чего, как говорил Летов, сотрудники госбезопасности перешли к более агрессивным методам. «Мне угрожали тем, что если я не расскажу, откуда самиздат и так далее, мне начнут вкалывать так называемые правдогонные средства, то есть наркотики, чтобы я в состоянии невменяемости что-то сказал. После этого дело повернут так, что я стуканул, – объяснял он. – А я до этого ничего подобного не испытывал, наркотики не пробовал, ничего. И я тогда подумал, а есть ли смысл чем-то заниматься? Я просто решил с собой покончить. Написал бумажку: „Кончаю с собой под давлением майора Мешкова Владимира Васильевича“».
Приняв решение, Летов, как говорит Наталья Чумакова, рассказал о нем кому-то по телефону. Его разговоры продолжали прослушивать, и, видимо, следователи решили, что потерять таким образом фигуранта дела будет чересчур. «День я для себя наметил – вторник, но на следующее утро меня снова забрали – прямо на улице, – рассказывал Летов. – А там уже сказали, что им все известно, но ничего, мол, у тебя не выйдет: все эти героические дела ни к чему не приведут, и никого из нас, гебистов, не посадят, дела не прекратят, но раз уж ты такой смелый, то на определенный срок получай передышку. И отпустили. Я приехал домой, и буквально
