Он увидел солнце. Егор Летов и его время - Александр Витальевич Горбачев
Атрибуция «панк» создавала дополнительные риски. Совсем недавно, в 1982 году, при Пятом управлении КГБ был создан очередной, 13-й отдел. Официальную формулировку его задач стоит привести целиком как своего рода вершину советского бюрократического языка: «Пресечение проявлений, имеющих тенденцию к перерастанию в политически вредные группирования, способствующие проведению противником идеологических диверсий против СССР». На практике речь шла в основном о контроле за живущей вне идеологического канона молодежью. Как пишет исследователь советской неформальной культуры Миша Бастер, в своих отчетах сотрудники этого отдела активно использовали термины «панк» и «поклонники панка».
«В 1984 году у меня была полная уверенность, что советская власть будет всегда, – объяснял впоследствии сам Егор Летов. – Даже намека не было, что хоть что-то изменится. Тогда даже необязательно было петь антисоветские тексты, хватало просто музыки, которая ни в какие рамки не лезла. Достаточно было петь абсурдистские тексты, и ты уже в списках запрещенных групп».
И список этот был длинным.
В том же 1984 году в КГБ попал Федор Лавров по прозвищу «Бегемот» – ленинградский поклонник футуристов и панк, который у себя дома в одиночку методом наложения дорожек записывал песни группы «Отдел самоискоренения»: в одной из них пелось про то, как советский истребитель сбил корейский пассажирский самолет, в другой фигурировала строчка «выебли Европу Рейган и Андропов» (конкретно эту песню, к слову, спел Летову в 1987 году его новосибирский приятель Дмитрий Селиванов – и Егору понравилось). «Последовали два длиннющих допроса, в ходе которых они выясняли, не принадлежу ли я к какой-нибудь анархистской организации и не планирую ли уличных акций, – рассказывал Лавров. – Я увидел коробку материалов по делу, которую собрали мои добрые друзья. Меня это шокировало. Я понял, что в этой борьбе остаюсь один. И когда передо мной положили лист бумаги, я под диктовку написал, что больше не буду сочинять, записывать и распространять песен, порочащих строй и подрывающих его основы».
Летом 1985 года вышел в свет шестой номер новосибирской самиздатской рок-газеты «ИД»: в предыдущих пяти люди из Академгородка брали интервью у начинающего ленинградского музыканта Виктора Цоя, писали про джаз и про местный подпольный рок. Весь тираж, 25 экземпляров, был изъят КГБ; как писал Александр Кушнир, «последовали традиционные меры (увольнения с работы) и обвинения в „подрыве устоев“»; некоторые члены редколлегии на несколько месяцев уехали в деревню. Больше газета «ИД» не выходила.
Через несколько месяцев там же, в новосибирском Академгородке, выступила панк-группа «Путти». «Мы были тогда размалеваны под „киссов“ – это был верх наглости! – вспоминал лидер „Путти“ Александр Чиркин. – После первой песни – „Телеграфные столбы“ – организаторы вырубили свет». Вскоре после этого Чиркина призвали в армию, и он уехал служить во внутренних войсках в Омск.
В День космонавтики, 12 апреля 1986 года, в физкорпусе Тюменского государственного университета состоялось первое отчетное мероприятие рок-клуба, который чуть раньше создал при вузе выпускник филфака, поэт, бунтарь и выдумщик Мирослав Немиров. По такому случаю музыканты только-только возникшей группы «Инструкция по выживанию» давали спектакль об истории зарубежной музыки: Игорь Жевтун играл на гитаре и выступал в роли рок-звезды Игги Джифтоуна, Роман Неумоев, помогавший Немирову с организацией рок-клуба, ни на чем не играл, но изображал бизнесмена-искусителя мистера Дроумыча. Помимо сценок исполнялись песни – и вот они-то быстро оказались главными. «Вдруг стало понятно, что спектакль на фиг никому не нужен, – вспоминал еще один участник „ИпВ“ Аркадий Кузнецов. – Мы почувствовали, что значит стоять на сцене и играть настоящую музыку. А в зале началась буквально истерика, какие-то девушки танцевали на подоконниках… В середине концерта, привлеченные страшным шумом, ревом и визгом, пришли менты, но они настолько растерялись, что даже никого не свинтили». Зато свинтили потом: участников и организаторов постановки вызывали в КГБ на допросы, Немирова уволили, Жевтуна и еще одного их компаньона Юрия Шаповалова отправили в армию, кого-то отчислили из университета. На некоторое время «Инструкция» прекратила свое существование.
Иными словами, «Гражданская оборона» была не первой и не последней группой, пострадавшей от советской тайной полиции. Можно даже сказать, что столкновение с КГБ было своего рода конституирующим опытом для музыкантов, которых потом объединят под общей шапкой «сибирского панка». Но из всех них только Егор Летов сумел использовать этот опыт, чтобы радикально перепридумать себя.
«В чем, собственно говоря, интрига? – рассуждает Максим Семеляк. – Летов поначалу писал достаточно такие, прости господи, лирические песни и исполнял их томным голосом. Я думаю, если бы народ одобрил ранние песенки „Посева“ и если бы мы жили тогда в стране без КГБ, может быть, никакого Летова бы и не было. А играл бы он какую-нибудь музыку в духе своих любимых Beach Boys».
* * *
Сначала их просто били.
«Я работал художником, возвращался с обеденного перерыва, стоял на остановке, – вспоминал потом Летов. – Подошел мужик в тренировочном костюме и сразу, без слов ударил меня в лицо. „Ты неправильно себя ведешь, – сказал после этого, поднял мои очки, положил их в карман и добавил: – Это мне на память будет“». Как Летов споет чуть позже: «Харю бьют за длинный хайр / Харю бьют за гребешок / Харю бьют за heavy metal / Харю бьют за рок-н-ролл». Нападали не только на самого Летова, но и на его товарищей – одни и те же люди в спортивных костюмах.
История противостояния с КГБ – один из самых мифологизированных сюжетов в жизни Егора Летова; и он сам, и его друзья, и люди близкие к ним рассказывали об этом по-разному, с разными деталями и в разной последовательности. Восстановить, как все было «на самом деле», сейчас не представляется возможным: доступ к архивам спецслужб в последние годы только закрывается.
По одной из версий, которую излагал тогдашний звукорежиссер «Обороны» Александр Бусел, музыкантов сдал комитетчикам его коллега по некой «режимной конторе», профессиональный стукач. По другой, все началось с того, что записи «Гражданской обороны» услышала мать тогдашнего гитариста группы Андрея «Босса» Бабенко. «Она работала то ли деятелем партийным, то ли еще кем-то, – рассказывал Летов. – Решила, что все это антисоветчина, фашизм. Пошла и донесла на нас в КГБ». «Его вызвали на допрос, – добавлял он в другом интервью. – Он пришел весь такой трясущийся и сказал: „Ой, извините, ребята, больше нет“. Не объяснил, причем, почему, забрал гитару и – бегом. А мы с Кузьмой остались». Где-то в начале 1985 года Андрей Бабенко действительно исчезает из состава «Гражданской обороны» навсегда.
Наталья Чумакова излагает примерно ту же историю чуть иначе: «Один человек – я не буду его называть – донес, что у Егора есть запрещенная литература, которая ходила в самиздате. Ну, всякий Солженицын и бог знает кто еще. Плюс действительно его товарищи очень
