Он увидел солнце. Егор Летов и его время - Александр Витальевич Горбачев

Подтвердить все эти рассказы не представляется возможным. Сергей Летов много раз вспоминал, что их мама, будучи врачом-невропатологом, воспользовалась своими связями и быстро связалась с сотрудниками психбольницы, «где ей пообещали, что никаких лекарств, кроме витаминов, Игорю давать не будут ни при каком прописанном медиками в погонах лечении». Ответной услугой в этой сделке была гарантия правильного вердикта при освидетельствовании детей психиатров, которые проходили медкомиссию перед армией: в 1985 году в Афганистане погибло более 1800 советских солдат, и отправлять ребенка на войну никому не хотелось. Более того, по словам Сергея Летова, каждый день его брата отпускали на три часа домой в обмен на мытье полов в больничной палате. Сам Егор никогда ничего подобного не упоминал.

Так или иначе, ясно, что несколько месяцев, проведенных в клинике рядом с натуральными безумцами, сильно повлияли на Летова и его творческие установки. «Если сравнивать, это как у Достоевского: был период до того, как он стоял с мешком на голове и петлей на шее[3] – и после того, как его помиловали, когда он начал писать „Братьев Карамазовых“ и так далее», – говорил лидер «Обороны». В другом месте он описывал это так: «Когда я до конца понял, что смерть рядом, это и дало мне силы выдержать. Во мне произошло некоторое расслоение. Я понял, что мое „Я“ – это не сознание, это нечто большее. Я увидел в некоторый момент свое тело как бы со стороны – тело, которое не только болит, но на части рвется. А при этом мое „Я“ было спокойной светящейся единицей, которая находится где-то рядом с телом, но не то что вплотную с ним не связано, а вообще вечно, и сделать с ним никто уже ничего не сможет. В этот момент я получил самый глобальный опыт в своей жизни».

Тем временем Сергей Летов пытался помочь брату – в конце концов, он жил в Москве и мог предать инцидент международной огласке. Сочтя, что среди людей в его кругу общения наверняка есть сексоты, своевременно информирующие КГБ о подозрительной активности, он начал рассказывать знакомым, что собирается устроить пресс-конференцию и заявить журналистам, что «никакой перестройки и гласности нет, а музыкантов за их песни держат в психушках». А когда Летов-старший в начале 1986-го выступал вместе с группой «Веселые картинки» на фестивале «Авангард», они исполнили кавер-версию джазовой вещи чикагского Ethnic Heritage Ensemble «Brother Malcolm» – только вместо распева, вынесенного в заголовок, пели «Братец Игорь». В 9–10 номере самиздатского журнала «Урлайт» появилась следующая заметка (сохраняю орфографию оригинала): «Выдающийся саксофонист Сергей Л. посвятил свою наиболее сильную композицию Малькольму X. – борцу за гражданские права негров – и своему младшему брату Игорю, лидеру омской группы ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА, которая в дек. 1985 г. так резко прекратила свое существование, что здоровье Игоря не выдержало этого, и он попал в психиатрическую больницу».

«„Урлайт“ тогда был такой стремный, что некоторые его герои, опасаясь КГБ, просили их зашифровать, а также шифровать локации, – объясняет эту странную публикацию Сергей Гурьев, работавший тогда в журнале. – Долгопрудный, например, из-за этого назывался там Кратколужный. Почему Летов-старший стал Сергеем Л., хотя изначальная цель была в огласке дела, не помню».

Так название группы «Гражданская оборона» впервые появилось в центральной рок-прессе, и напечатали его люди, чья профессиональная судьба в дальнейшем будет плотно связана с Егором Летовым. Впрочем, в апреле, когда это сообщение было опубликовано в «Урлайте», никакой прагматики в нем уже не было. Летов месяц как освободился из психиатрической клиники под обязательство регулярно отмечаться для постоянного учета его ментального состояния. Сергей считал, что сыграла роль его подрывная деятельность в столице. Сам Летов склонен был связывать свое освобождение с тем, что как раз накануне, в самом начале марта в Москве завершился XXVII съезд ЦК КПСС, где Михаил Горбачев подтвердил курс на ускорение, перестройку и «дальнейшую демократизацию общества».

Самого Летова выступление генсека вряд ли впечатлило. «Тогда я четко понимал – так будет всегда, и сколько ни пыжься, все равно найдут, посадят, убьют, – говорил он впоследствии. – И это ощущение, что смерть твоя всегда рядом, освобождает и культивирует внутренний праздник».

* * *

«Попробуйте увидеть комнату обыкновенной квартиры, в которой вместо обоев стены сплошь оклеены фотографиями звезд рок-музыки Запада и самодельными плакатами, рекламирующими музыкальные группы. Подняв голову, вы познакомитесь с художественным творчеством и фантазией хозяина: на потолке пятна краски и стремительный разлет линий, завершает композицию прикрепленный кленовый лист. Украшение жилища – своеобразная выставка снимков хозяина и его знакомых: с волосами много ниже плеч, с подбритыми висками и гребнем, в умопомрачительном гриме и так далее. Мир вещей выдает музыкальные и литературные пристрастия: инструменты, проигрыватель, пластинки, книги, листы с написанным и недописанным…»

Впоследствии интерьер и атмосферу «ГрОб-студии» – комнаты, в которой Егор Летов вырос, а потом превратил в свою творческую лабораторию, – будут подробно описывать телеканалы и глянцевые журналы, Rolling Stone и «Комсомольская правда». Однако первыми с этим феноменом познакомились читатели газеты «Вечерний Омск», издававшейся горкомом КПСС. Статья под названием «С чужого голоса» появилась в ней в конце мая 1986 года – через два с лишним месяца после того, как Егор Летов вернулся домой из психиатрической больницы. Разумеется, материал, подписанный некой С. Васильевой, не был позитивным: подробности быта музыкантов, как и тот факт, что во время разговора с журналисткой Летов все время слушал нью-вейв, и как только кончалась одна пластинка, ставил новую, трактовались как свидетельство морального разложения. «Представьте, что должно происходить в неокрепших молодых душах после целенаправленного, постоянного и массированного натиска той, с позволения сказать, культуры, которую проповедуют группы такого же толка, как одиозная „Кисс“!» – негодовала Васильева. Заканчивалась статья сакраментальным выводом: «Как, наверное, скудна и безынтересна жизнь без мечты!»

Если музыканты «Обороны» в принципе разговаривали с журналисткой, это должно было происходить еще до разгона группы КГБ: все участники в статье выведены под псевдонимами – сам Летов, например, превратился в Олега Светова – но в них легко угадываются те же Рябинов и Бабенко. К лету 1986 года один служил в армии, а другой выписался из состава «Обороны». Собственно, у группы в тот момент и не было никакого состава – после того, как Летов угодил в больницу, с его знакомых, прошедших через допросы, взяли расписки о том, что те перестанут с ним общаться. «Начиналась она со слов „Прошу не привлекать меня к уголовной ответственности, я обязуюсь быть таким-то, ХОРОШИМ, не общаться с Летовым…“ – вспоминал Курт Васин, к которому гебисты приехали с этой бумагой на работу. – Настойчиво предлагали еще встретиться, но я отказался». Очевидно,