На линии огня - Михаил Сидорович Прудников
Увидев возвращающуюся без пассажира машину Вюрца, Околович затормозил, поставил мотоцикл посреди дороги и стал махать шоферу, давая знак, чтобы тот остановился.
Солдат, не любивший «этих» русских, несмотря на их чин, и не упускавший случая продемонстрировать им свое превосходство, подчинился нехотя, едва не наехав при этом на мотоцикл Околовича.
— Где пассажир? — вне себя от бешенства крикнул Околович.
Шофер ответил не сразу, небрежным тоном:
— Как и было приказано, доставил к дому оберфельдфебеля Вюрца.
Он ждал еще вопросов, но Околович уже дал газ. Шофер интуитивно почувствовал недоброе и вдруг вспомнив поведение пассажира, его непривычную, нервную какую-то требовательность, то, как он забрался в машину и едва не сам включил зажигание, понял, что совершил ошибку — выполнял приказания совершенно незнакомого лица.
Еще надеясь, что все, может быть, обойдется, к жандармерии он подкатил на полной скорости, вбежал на крыльцо. Ему хватило ума сделать вид ничего не подозревающего человека. К кабинету Вюрца он подошел уже спокойным шагом, переступил порог, щелкнул каблуками и доложил.
— Ваш приказ исполнен, господин оберфельдфебель.
— Какой приказ? — Вюрц недовольно оторвался от разговора с Францем.
— Посланного вами человека доставил вместе с товаром к вашему дому.
— Какого человека? С каким товаром? — Вюрц и впрямь ничего не понимал.
— Не могу знать, господин оберфельдфебель! Человек вышел и сказал, что вы приказали отвезти его с товаром к вам на квартиру.
— Как он был одет? — опережая начальство, быстро спросил Франц.
— В пальто с каракулевым воротником.
— Говорил? — торопил Франц. — На каком языке? На немецком?
— На чистом немецком, господин фельдфебель. — Шофер с готовностью повернулся к Францу.
Жандармы переглянулись, и Вюрц сказал сухим тоном:
— Кажется, вы поторопились обмундировать этого человека, — и добавил для шофера: — Сдадите ключи и ремень. Отправляйтесь на гауптвахту. Позже я займусь вами.
— Есть! — Шофер, будто только и ждал этого приказа, щелкнул каблуками, сделал поворот кругом и вышел.
Не глядя на Франца, Вюрц поднял трубку, попросил:
— Соедините меня с господином Фибихом.
«Дорохов» прикидывал, на сколько у него хватит сил и каким временем он располагает до вероятной в этом районе облавы. На то и другое он отпускал час, не более. Потом он подумал: немцы считают, что он имеет в городе явки, значит, непременно воспользуется одной из них, чтобы скрыться. Так что вряд ли они сочтут облаву целесообразной. По этой предварительной прикидке выходило, что надо сбавить темп и тем самым выиграть время, на которое хватит сил.
Он пошел медленнее, сторонясь редких встречных прохожих и по-прежнему выдерживая направление к разрушенному району. «Однако же четвертушка-то дела сделана, — подумал «Дорохов» в уже ставшей привычной ему манере простака, и улыбнулся. — Интересно, что бы они сказали, узнав, что истинная моя фамилия — вовсе не Дорохов, а Лазарев?»
Бывший царский офицер Семен Васильевич Лазарев, волею случая ставший Дороховым, родился в 1880 году в городе Браславе. Его судьба уже не первый раз делала крутой поворот. Достаточно сказать, что капитан царской гвардии перед войной работал в Западной Белоруссии… референтом Госбезопасности. Он стал им не случайно, пройдя до этого трудный и небезболезненный путь переворота в собственном мировоззрении, делами доказав преданность Советской власти.
В первые же дни войны, оказавшись в Полоцке, он связался с городским руководством, должен был принять участие в срочной эвакуации населения, но помешала старая рана, и Лазарев, совсем обессилев, совершенно нетранспортабельный, оказался в местной больнице. С приходом в Полоцк оккупантов он, несмотря на тяжелое состояние здоровья, сумел покинуть больницу, тщательно спрятал документы и попытался вместе с реальным, еще живым Дороховым уйти на восток, но попал под бомбежку и очнулся уже в тюремном лазарете.
Сейчас в его распоряжении было несколько адресов, полученных еще в первые дни войны от городского руководства, а также от Дорохова, но он отдавал себе ясный отчет, что попытки воспользоваться ими и опасны, и, скорее всего, бесполезны. Его же целью теперь было как можно надежнее скрыться, уйти от преследования.
Вскоре он достиг развалин окраины города, оставшихся после бомбежки. Близился час усиленного патрулирования, да и облава не исключалась стопроцентно, и надо было успеть найти место для временного обитания. Но прежде Лазарев предусмотрительно подумал о собаках Он знал, что фашисты широко применяют их для сыскных целей, и вероятность того, что ищейка возьмет его след от дома Вюрца, не исключалась. Семен Васильевич теперь уже пожалел, что обменял носки на хлеб, а не на махорку, которая помогла бы ему сбить собаку со следа. Значит, надо искать другие возможности.
Теряя драгоценное время, он все же отклонился от развалин, чтобы сделать большую заячью петлю вокруг жилого квартала. Как нельзя кстати на пути отыскалась широкая мазутная лужа, и он прошел через нее, промочив ноги, но взамен обретя твердую уверенность, что теперь обезопасил себя с этой стороны.
Не меньшее беспокойство вызывали прохожие. Как бы мало людей ни попадалось ему навстречу, любой из них, даже не обладавший цепкой памятью, мог запомнить его и при случае рассказать об этом врагу. Лазарев старался держаться как можно неприметнее — такую броскую деталь, как сверток, он спрятал под пальто, лицо наклонял возможно ниже, а группы людей и вовсе пережидал, прячась в тени стен. В развалины он вошел, только убедившись, что никого вокруг нет. Бродя среди обломков, он и тут не поторопился с окончательным выбором места для привала, и лишь значительно удалившись, отыскал угловую комнату на втором этаже одного из домов и, убедившись, что она и впрямь глуха, ниоткуда не просматривается, принялся устраиваться в ней.
Хорошо было бы выйти и поискать доски для настила, чтобы не лежать на голом полу, но сначала Лазарев решил хоть немного отдохнуть, набраться сил. Не без удовольствия вспоминал он, как ловко удалось провести всех этих ищеек, рыскавших по его следу.
Оцепенев, Околович в эти минуты стоял перед взбешенным Фибихом. Только что оберштурмфюрер, выслушав доклад начальника полиции, проорал на него:
— Почему вы стоите здесь?! Вы должны бегать по городу, как собака! Вы должны перекрыть все выходы из Полоцка! В конце концов в том, что Дорохов улизнул, ваша вина, и вы обязаны найти коммуниста! Слышите?
Но Околович не трогался с места, понимал, что, должно быть, гестаповец сказал еще не все.
И действительно, Фибих замолчал вовсе не для того, чтобы тотчас отпустить полицейского. Сейчас он задумался о себе. Конечно, исчезновение Дорохова было также и поражением оберштурмфюрера,
