Бездомные девяностые. Разговор с великим бомжом. Подлинная история ЦБФ «Ночлежка», рассказанная ее основателем - Валерий Анатольевич Соколов
Помимо того, что Юлий Рыбаков тогда был депутатом, он еще и председательствовал в культурном фонде. В начале января, с поникшей волосатой головой, я ходил по Мариинскому дворцу, разговаривая со всеми, в надежде, что кто-то из депутатов протянет руку помощи. Тут-то Рыбаков мне и сказал: «Иди на Пушкинскую, 10»[4], – и при мне позвонил Асташкину из кооператива «Охрана», властвующего над расселенным домом, поставленным под капремонт.
Было уже ближе к вечеру, но я все равно поехал. Его вид меня не удивил – никто не скрывал, что это бывшие менты, объяснил, что нам нужно. Асташкин тут же вывел меня к фасаду Пушкинской (там, где сейчас продовольственный магазин) и открыл полуподвальную дверь:
– Пойдет?
А там – ужас смертный, абсолютно сырое помещение.
– Конечно, пойдет, что ж делать?
Он спросил, что еще нужно, и я сказал про минимум мебели и робко заикнулся про телефон.
– Хорошо, будет.
Я даже сам себе не поверил. Ведь случилось чудо: буквально на днях мне нужно было идти в ТПО ЖХ за январскими карточками. Я приехал к нему на следующий день, и он дал мне ключи от подвала, потом пришел телефонный мастер, поставил телефон: аппарат с диском, номер которого помню до сих пор – 164–48–68. И все заработало. Я радостно примчался к Ольге Алексеевне: «Поехали осваиваться!» А на обществе «Милосердие» мы повесили табличку, что теперь карточки выдают на Пушкинской, 10.
И начались тяжелые рабочие будни. Выяснилось, что на Пушкинской, 10, сквот, в котором живут художники, музыканты и прочая наша болотная богема – у многих из них нет прописки (часть были иногородними), а значит, есть проблемы с талонами. Ставить их на учет как бомжей было не очень, поэтому директор фонда «Свободная культура» Коля Медведев ежемесячно приносил мне списки, которые я потом заверял в ТПО ЖХ: ставил печать от организации, что гарантирую – карточки достанутся художникам и музыкантам, живущим в этом сквоте. Потом я узнал, что в этом доме и Шевчук живет, и мастерская у БГ. А к нашей работе постепенно присоединились люди, очаровавшиеся нашей идеей, в том числе и Лариса Евгеньевна, которая также ходила на собрания «Гуманиста».
Юлий Рыбаков, член Ленсовета, председатель Комиссии по правам человека, член Товарищества «Свободная культура»:
«Валера Соколов с его подопечными бомжами, конечно, принес “Пушкинской” немало проблем: нам ведь надо было добиваться статуса и убеждать власти, что захваченное здание – это культурный центр. Естественно, когда там появлялись не всегда трезвые, бездомные люди в своей затрапезной одежде, это давало чиновникам, которые хотели от нас избавиться и потом продать Пушкинскую, повод говорить: это просто сквот пьяниц и бомжей. Но помочь людям, попавшим в беду, было надо, и мы не отступили: и арт-центр удержали, и дали возможность “Ночлежке” добиться своих целей, начав с подвала на “Пушкинской”. Сделал это Валера Соколов, он упорно добивался признания проблемы бездомных на городском уровне и вынудил городские власти выстроить систему финансирования и обеспечить помещениями созданный им благотворительный фонд “Ночлежка”».
Входная дверь к нам в подвал на Пушкинской никогда не закрывалась – кроме бездомных, вечно были какие-то журналисты и прочие посетители. И вдруг как-то зашла маленькая-маленькая девушка с чайником в руках, а из-за спины у нее било солнце: «Можно у вас воды набрать?..» Оказалось, что у них в соседнем парадном, где она работала в галерее «10–10» (название легко объясняется – Пушкинская, дом 10, квартира, 10), нет воды. «Ой, что это у вас такое интересное, – говорит. – А можно я буду приходить помогать?» Чего ж нет – девушка красивая и почерк хороший. Это была Таня Тюльпанова, жена танцовщика Димы Тюльпанова из театра «Дерево» Антона Адасинского. Вообще галерея «10–10» была кузницей наших кадров: как-то вечером я пошел к сооснователю «Пушкинской» Сергею Ковальскому решать вопросы – почему-то в его мастерской образовалась женская феминистская тусовка (оттуда, кстати, вырос «Киберфем-клуб» Актугановой), и девушки меня пригласили выпить. Барышня Ковальского, Зарема, мне говорит: «Смотри, какая хорошая девушка, найдешь ей работу?» Я подумал – ну, а что, читать, писать умеет – Герцена закончила. Пусть приходит. Думал, треп, но действительно пришла на следующий день: «Где тут ваши бездомные?» Так у нас появилась Ксюша, которая потом стала моей женой.
Ксения Астафьева, регистратор:
«Когда вдруг впервые в жизни сталкиваешься с чужим несчастьем, то вдруг понимаешь, насколько ты счастливый… Я никогда не видела такое количество женщин (бывших заключенных), как у нас. Однажды, очень холодной осенью, я открывала бомжатник, а у двери стояла голая женщина в ватнике – ничего, кроме наколок, на ней не было. Я сказала ей стоять в очереди, побежала в подвал, где у нас лежали вещи, и на ощупь, не включая свет, стала их собирать. Я помнила, где лежат шапки, – схватила одну, но из рук у меня выскочила крыса…»
Поскольку тогда было модно устраивать всякие Марши и Кольца мира, я решил организовать свой марш из Петербурга на Москву – «Бомж тоже человек», чтобы власть увидела, что такие люди есть (опять возвращаемся к моему юношескому идеализму…). Но ничего не получилось. А мы, не зная исхода, начали готовиться. На Пушкинской я познакомился с некрореалистами, среди них был хороший оператор Володя Костюковский, и мы договорились, что мы снимем хорошее такое кино про бездомных, и сняли.
Дальше действовать без всяких документов просто было невозможно, поэтому я озаботился восстановлением паспорта. Вспомнил, что после просмотра «Стены» Юля тогда собирала обрывки паспорта. Я ее вызвонил, она принесла, и мы склеили остатки так, чтобы было видно хоть что-то. А Яков Ильич договорился в паспортном столе Смольнинского РУВД, что мне сделают паспорт без помещения в спецприемник.
Яков Гилинский, адвокат, заведующий сектором девиантологии в Социологическом институте Академии наук:
«Мой бывший ученик был тогда начальником паспортного отделения паспортной службы в Петербурге. И через него я тогда пытался помочь Валере».
Поскольку у нас постоянно паслись корреспонденты, то очередной встрече с корреспондентом петербургского радио Борей Нутрихиным я не удивился. Но он сказал, что принес неприятную
