Путешествие в пушкинский Петербург - Аркадий Моисеевич Гордин
Племянник Пушкина – сын его сестры Ольги Сергеевны – Л. Н. Павлищев, со слов матери, рассказывал об эпизоде, относящемся к концу 1810-х годов, когда Пушкин с родителями жил в доме Клокачева: «Пушкин и барон Корф жили в одном и том же доме; камердинер Пушкина, под влиянием Бахуса, ворвался в переднюю Корфа с целью завести ссору с камердинером последнего. На шум вышел Корф и, будучи вспыльчив, прописал виновнику беспокойства argumentum baculinum[6]. Побитый пожаловался Пушкину. Александр Сергеевич вспылил в свою очередь и, заступаясь за слугу, немедленно вызвал Корфа – своего бывшего лицейского товарища – на дуэль. На письменный вызов Корф ответил так же письменно: „Не принимаю вашего вызова из-за такой безделицы“». Избить слугу для Корфа было «безделицей». Пушкин считал иначе. И слуги ценили это. Когда в 1820 году полицейский сыщик Фогель явился в дом Клокачева и предложил «дядьке» поэта Никите Козлову 50 рублей, чтобы тот дал «почитать» бумаги своего барина, преданный слуга отказался.
Мещане (постоянные городские жители, которые не имели определенного рода занятий) в Петербурге были не столь многочисленными, как в Москве и других старинных русских городах. Однако в 1811 году записалось мещанами в городскую обывательскую книгу 21 625 человек. К 1831 году число их увеличилось более чем вдвое – до 44 393 человек, что составляло примерно 10 процентов всего населения столицы.
В мещанское сословие мог записаться любой из лично свободных людей. Это были казенные или отпущенные на волю крестьяне, разорившиеся купцы, уволенные со службы мелкие чиновники, отставные унтер-офицеры и солдаты, питомцы Воспитательного дома.
Занятия мещан были самые различные – от мелкой торговли, содержания ремесленных заведений, трактиров или заезжих домов до поденной работы портовыми грузчиками. Мещане становились домовладельцами и подрядчиками. За счет мещан пополнялись ряды столичных купцов.
В Петербурге насчитывались тысячи ремесленников. В 1815 году их было почти 6500 человек, в 1831 году около 12 тысяч. Примерно две трети их составляли те же оброчные крестьяне. И лишь около трети жили в городе постоянно.
Среди последних большинство, как гоголевский портной Петрович из «Шинели», трудились в одиночку. В недавнем прошлом они принадлежали помещикам. «Сначала он назывался просто Григорий и был крепостным человеком у какого-то барина; Петровичем он начал называться с тех пор, как получил отпускную…» Ютились такие «Петровичи» в темных полуподвальных помещениях или «где-то в четвертом этаже по черной лестнице… которая… была вся умащена водой, помоями и проникнута насквозь тем спиртуозным запахом, который ест глаза и, как известно, присутствует неотлучно на всех черных лестницах петербургских домов».
Но были среди постоянных петербургских жителей ремесленники с деньгой, которые содержали мастерские и нанимали работников. В больших мастерских трудилось человек по 20–25 подмастерьев и учеников. В маленьких – 2–3 подмастерья и несколько мальчиков. Сюда-то нанимались пришлые крестьяне и петербургские ремесленники победней.
Рабочий день в таких мастерских начинался в шесть часов утра и кончался в шесть часов вечера. Пища была хозяйская, жили и спали там же, где работали, – в мастерской. Младшие мастера и подмастерья получали мало. Мальчикам-ученикам ничего не платили. Эти крепостные мальчики попадали в обучение к ремесленнику по приказу барина. «…Наберите их, несмотря ни на какие отцов и матерей их отговорки, и пришлите их сюда, – наказывал в письме в свою вотчину служивший в Петербурге богатый украинский помещик Г. А. Полетика. – Намерен я отдать одного в портные, другого в сапожники, третьего в столяры, четвертого в кузнецы, пятого в седельники, шестого в каретники, седьмого в живописцы».
Девяти-десятилетние дети, оторванные от семей и отданные в полную власть хозяину, обречены были на тяжкое существование. Учили, кормили и одевали их плохо. Даже зверское отношение хозяина не давало права мальчику уйти от него. Ведь и взрослые рабочие зависели от произвола хозяина. По его жалобе они могли угодить и в «смирительный дом» – тюрьму.
Все желающие заниматься ремеслом, и городские, и пришлые, должны были записываться в цехи. Постоянные ремесленники именовались вечно-цеховыми, пришлые – временно-цеховыми.
В Петербурге существовали десятки всевозможных ремесленных цехов: шляпный, перчаточный, пуговичный, трубочистный, ткацкий, пильный, кухмистерский, гончарный, фельдшерский, парикмахерский, конфетный, пряничный и даже цех «прививания», то есть завивки конских хвостов и грив. Но самыми многочисленными были портновский, столярный, сапожный, кузнечный, слесарный, кровельный, булочный, переплетный, медно-бронзовый, шорный и малярный.
Роскошная внутренняя отделка дворцов и особняков, мебель, наряды дам и костюмы светских франтов, мундиры военных и штатских, драгоценные украшения – множество всевозможных изделий, не говоря уже о нужнейших предметах домашнего обихода, – все это было сделано петербургскими ремесленниками.
Один из них – кровельщик Петр Телушкин – в 1830 году прославил себя подвигом, совершить который помогли ему ум, смекалка, мастерство и отчаянная храбрость. Обнаружили, что фигура летящего ангела с крестом на шпиле колокольни Петропавловского собора накренилась. Требовалось срочно ее поправить. Колокольня Петропавловского собора была самым высоким строением Петербурга. Высота ее – 122,5 метра, высота фигуры ангела – 3,2 метра, размах крыльев – 3,8 метра, высота креста – 6,4 метра. При этом фигура ангела – флюгер, свободно вращающийся под напором ветра. Строить леса для ремонта стоило бы огромных денег. Власти были растеряны. И тут объявился простой кровельщик Петр Телушкин. Он подал по начальству письменное прошение, в котором изъявил желание «лично произвесть все исправления в кресте и ангеле без пособия лесов», прося заплатить только за материалы, которые потребует работа; «награду же трудов своих» он представлял усмотрению начальства. Власти согласились. И отважный мастеровой с одной только веревкой, на глазах у тысячной толпы, сумел взобраться на огромную высоту по совершенно гладкой поверхности шпиля и укрепить там веревочную лестницу. Шесть недель лазал по ней Телушкин, пока не закончил ремонт.
Подвиг петербургского кровельного мастера Телушкина вошел в историю города.
Но крестьянин, мастеровой, ремесленник, как бы он ни был умен, трудолюбив, талантлив, редко мог занять в тогдашней жизни сколько-нибудь видное место. Хозяевами жизни были выходцы из других сословий.
В пушкинское время все большее влияние на дела страны и ее столицы приобретало купечество.
Купец становится заметной фигурой на петербургских улицах.
Рассказывая о метаморфозах Невского проспекта, происходящих в течение дня, А. Башуцкий пишет: «Гулянье хорошей публики продолжается до четвертого часа; тогда появляются новые лица. Люди в широких сюртуках, плащах, кафтанах, с седыми, черными, рыжими усами и бородами или вовсе без оных; в красивых парных колясочках или на дрожках, запряженных большими, толстыми, рысистыми лошадьми, едут из разных улиц к одному пункту. На задумчивых их лицах кажется начертано слово: расчет; под нахмуренными бровями и в морщинах лба гнездится спекуляция; из проницательных
