Жизнь – что простокваша - Антонина Шнайдер-Стремякова

– Валентину не рассказывай! – испуганно отреагировала она.

– Может, наоборот?

– Ни в коем случае, если хочешь остаться с ним!

– Конечно, хочу – он отец нашего ребёнка! Но почему постоянно о Василии думается?

– Любила… Не переболела ещё.

Валентин купил диван-кровать, но дорогая покупка душу не грела. В одно из воскресений в гости приехали Иза с Борей.

– Сосновый бор рядом, – позавидовал Боря. – Если бы у нас на первых порах было такое жильё! Место, прямо скажем, курортное – живи да радуйся!

– Хочется благоустроенной квартиры, – мечтательно протянула я.

– Будет, – обнадёжил он, – не всё сразу.

Мы вышли их проводить. Иза отстала от мужчин и удивила:

– Ты виделась с Василием?

– А что?

– Не ладится у него жизнь, жалеет о тебе.

Я обо всём ей рассказала.

– Он и говорит: «Ушла бы – с ребёнком бы принял».

– Без ребёнка предал – с ребёнком и подавно. Нет, Иза, прошлое не вернёшь.

– Люди ошибаются.

– Я уже к Валентину привязалась.

– А снится Василий.

– Вырву занозу.

– Это непросто.

– Не знаю, в кого я, но семья для меня – категория незыблемая и вечная.

Роды и декретный отпуск

Коллектив из двенадцати человек, семь из которых женщины, оберегают мою беременность.

– Тебе больше двигаться надо, – советует Ирина Александровна, уговаривая на прогулку в зимнюю сказку – сосновый бор.

Ежедневный моцион радовал не всегда, и я всячески отнекивалась.

– Пошли-пошли, – безжалостно настаивала она, – и ребёнку полезно, и роды легче пройдут!

И, действительно, пушистый глубокий снег с многочисленными следами зверушек, снежные шапки на соснах, свежий воздух, стук дятла в лесной тиши успокаивали встревоженную сновидениями душу. Завидуя нашим вылазкам, часть женщин решили, что с целью собственного оздоровления им тоже надо выкраивать время для прогулок. Однажды собралась довольно большая компания. Кто-то даже санки прихватил.

Лучше бы не брал!

С видимым наслаждением Валентин догонял с ними жену учителя расского языка. Она заразительно смеялась, падала на санки, и он, будто мальчишка, носился по узким лесным тропинкам. Ухаживания были столь очевидны, что за переглядываниями дело не стало. Она открыто заигрывала, я изо всех сил демонстрировала безразличие, но – не выдержала:

– Хватит, других покатай!

– Ну, садись, коро-ова! – резануло не только мой слух.

– Не ожидала от вас, Валентин Степаныч. Женщину в положении так не называют, тем более жену, – выговаривала Ирина Александровна.

– А что? Она и в самом деле, как корова! – упорствовал он.

– Вы или прикидываетесь, что не понимаете, или на самом деле не понимаете?

Мне стыдно за мужа и обидно за себя. Обида не исчезала и, видимо, провоцировала осложнения в беременности.

– По-моему, ты опухшая ходишь, – заметила как-то Виктория Игнатьевна. – тебе в больницу надо.

– Может, из-за беременности? Валентина оставить? Одного?

– Пригляжу за ним. Я медик. С беременностью не шутят – ребёнка потерять можешь.

И я согласилась. Валентин приезжал раз в неделю – к женщинам приходили каждый день.

– Это что за муж – жену не навещает? – выговаривали они.

– За городом живём – добираться далеко, – оправдывала я его.

Наведалась ко мне в больницу Виктория Игнатьевна, и я полюбопытствовала, «как там Валентин, заходит ли «симпатия».

– Не видно, – грустно сообщила она, – он почему-то всё больше в городе пропадает.

Внутри ёкнуло: почему тогда не приходит? Но тревогу скрыла.

– У меня со своим тоже проблемы, – пожаловалась она.

– Какие?

– Запил опять.

– Не заметно было, что он любитель.

– Лечился – держался…

– Даже так?

– Год назад его с работы хотели снять, кое-как уговорила пролечиться.

– А какие он даёт уроки! Не уроки – песни! Он такой умница!

– Потому и держусь, что умница. У него же два высших образования!

В университете преподавал, лекции в планетарии читал. Такие знания, как у него, поискать… – водка губит. Скрываю, как могу. Но… шила в мешке не утаишь – наружу скоро выйдет.

– Уговорите ещё раз пролечиться.

– Не слушается. Не знаю, что делать. Одной двоих растить?

– Двоих? У вас же их трое!

– Старшая – его дочь, от первой жены.

– Первой? А она где?

– Умерла, я и вырастила девчонку.

– Ну, почему проблемы в семьях, как правило, из-за мужчин?

– Женщины – существа домашние, они на семью нацелены, а мужчины – самцы, всё налево норовят… Ничего не поделаешь, мириться приходится.

– А если не хочется?

– Остаётся развод. Только лучше ли это?

И печально подумалось: «Права, что скрывает». Вечерами после работы под окна прибегала Иза.

– Скоро? – кричала она снизу.

– Не знаю! – отвечала я в форточку сверху.

– Ты кого хочешь?

– Мне все равно – скорее бы!

– А Валентин?

– Сына, конечно.

В раннее весеннее утро 25 апреля я мучилась молча в предродовой палате. Между схватками отдыхала с закрытыми глазами.

– Шнайдер Тоня – ты? – затеплил голос медицинскую тишину.

Удивлённо открыла глаза: мне улыбалась миловидная женщина лет пятидесяти в белом халате с белой накидкой на голове. Она выгодно отличала её от сестёр в платочках.

– Да, – выдохнула я.

– Увидела фамилию Шнайдер и – пошла искать. Я тебя сразу узнала! Надо же! Как жизнь столкнула!

– А кто вы?

– Акушерка, дежурство у меня сегодня.

– Откуда вы меня знаете? – изгибалась я от боли.

– Фамилию оставила… – задумчиво произнесла она. – На отца похожа… Я вас, близнецов, принимала – теперь вот у тебя роды…

– Вы-ы?! Принимали нас? – от неожиданной новости боль исчезла. – Это же в Мариентале было!

– Ну, а где же ещё? Конечно, в Марйентале! И хорошо помню, как вы с сестрой на свет появились.

– Ой, как интересно!

– А Изольда где?

– Здесь живёт, в городе.

– Замужем?

– Да, двое детей. А фамилия у меня другая, просто не успела паспорт поменять.

– А мать?

– Они в дере-евне! – я закрыла глаза и тихо завыла.

– Не закрывай! На меня смотри!

– Бо-ольно!

– А матери не больно было? Двоих рожала! Открывай глаза! – и начала по щекам меня шлёпать. – Кричи! И помогай ребёнку, не закрывай глаза!

В 14–30 перевели меня в палату рожениц.

– Сын! – подняла акушерка посиневшее тельце. – Мальчик здоров, вес – 3-80, рост – 52! Отец на радостях шампанское принёс.

«Давление зашкаливает, дайте ей таблетку», – донёсся голос врача. На следующий день акушерка из Мариенталя принесла гостинец – плюшку и два крашеных яйца.

– С сыном тебя! Счастливый будет – на Пасху родился!

– Спасибо. Маме сообщу – вот обрадуется! А как вас зовут?

– Как и твою мать – Элла.

– Мама вас знает?

– Очень даже хорошо. Только заикнёшься – сразу вспомнит. Мы дружили.

Малыша на кормление принесли только через два дня. Чувство