Робеспьер. Портрет на фоне гильотины - Филипп Бурден
Защитник бедных
Если Робеспьер очень рано стал глашатаем народных чаяний, то причина этого в том, что он близко общался с беднотой Артуа. По свидетельству его сестры Шарлотты [1], Максимилиан выбрал карьеру адвоката в Аррасе потому, что не представлял, что там «столько несчастных и неимущих»; он посвящает себя их защите, часто отказываясь от гонораров, «что порождало молву о нем как о защитнике угнетенных и мстителе за невиновных». Так, в 1784 году Робеспьер защищает канатного мастера Франсуа Детёфа в его тяжбе с бенедиктинским аббатством Аншен и отстаивает принцип солидарности всех членов общины; в марте 1789 года он составляет перечень жалоб чеботарей – обувщиков низшего звена, самой нуждающейся гильдии Арраса.
Тем не менее многие авторы указывают на неопределенность идеи Робеспьера о народе. Колен Люка пишет о его представлении об «идеальном народе», некоем абстрактном носителе суверенитета, с которым он себя отождествляет, но при этом констатирует его недоверие к «реальному народу», зачинщику бунтов и насилия, способному на непредвиденные выходки. Это не мешает ему выразительно излагать в речах свое представление о составе народных слоев, защитником которых он себя считает, и это подводит нас заодно к выводу об иерархии среди французской бедноты конца XVIII века.
Как мы видим, Робеспьер неизменно испытывает сострадание к трем первым ступеням социальной лестницы. В самом низу располагаются «лишенные наследства», у которых нет даже минимума, «абсолютно необходимого»: им он обещает обеспечить «право на существование» через государственное вспомоществование. Вторая ступень – это «пролетарии» в античном смысле этого термина, то есть граждане, «не подлежащие налогообложению», поддерживающие существование за счет плодов своего труда. Третья ступень – те, чьего скудного заработка хватает на пропитание жены и детей, на приобретение нехитрой одежды и скромного жилища, а также те, кто имеет небольшие сбережения, ремесленники и земледельцы, платящие в казну доход за три-десять дней своего труда и достигшие уровня «достойной бедности». Нельзя не узнать в этом портрете несколько идеализированного санкюлота, с которым хочет солидаризироваться Робеспьер.
Как кандидат от своей провинции в Генеральные штаты‚ Робеспьер пишет предвыборный манифест, в котором бичует Штаты Артуа за растрату общественных средств и несправедливое обложение податями. Его «Обращение к народу Артуа», составленное в 1788-м и распространенное в марте–апреле 1789 года, – это запальчивый памфлет, провозглашающий мандат будущих избранников, который заключается в «возвращении священных неотъемлемых прав, которых нас лишили». Каковы эти «вечные» права, корни которых канули во тьме веков, узурпированные продажными аристократами в ущерб гражданам? Право народа выбирать и отзывать избранных, а также не подвергаться принудительному налогообложению. Это точное эхо требований американцев накануне независимости. Робеспьер начинает свою политическую карьеру с осуждения чудовищности и «безобразного неравенства» налогов, утвержденных Штатами Артуа. Особенно решительно он отстаивает интересы селян, безнаказанно лишенных права собственности, жертв неслыханного вымогательства, вызывающего «всеобщий вопль изумления и возмущения». Заметим, что через два года Бабёф поведет борьбу за равенство по примеру Робеспьера, клеймя подати и соляной налог в Пикардии.
Берясь защищать земледельцев, Робеспьер почтительно величает их своими «согражданами». Противники будут говорить, что он честолюбиво выстраивает свой публичный образ, но нельзя оспаривать, что он выбрал себе лагерь и сохраняет ему верность: это защита интересов маленьких против больших, неимущих против богачей. Избранный депутатом от третьего сословия, Робеспьер станет оттачивать свой талант законодателя на коллегах по Учредительному собранию. 23–26 августа 1789 года оно рассматривает проект Декларации прав человека и гражданина, призванной служить преамбулой к Конституции. Статья XIII, посвященная налогам, в написании которой участвует, как явствует из протокола, молодой и неизвестный пока что депутат «Робер Пьер», гласит: «Необходим общий вклад; он должен быть разделен между всеми гражданами в зависимости от их возможностей». Это первый набросок прогрессивного налога, который Робеспьер включит в 1793 году в свою пересмотренную версию Декларации прав. Критикуя несправедливые налоги в Артуа, он оказывается сторонником Адама Смита, утверждавшего в 1776 году в своем знаменитом труде о богатстве народов, что налогоплательщики должны поддерживать правительство в меру возможности «пропорционально своим средствам». Справедливое налогообложение будет находиться в центре рассуждений Робеспьера, когда он представит свой пересмотренный проект Декларации прав Национальному конвенту 24 апреля 1793 года.
Право на пропитание
В этом проекте Декларации, который должен сопровождать новую республиканскую конституцию, Робеспьер настаивает, что задачей общества является гарантия прав человека, первое из которых – «забота о его существовании и свободе». В ходе больших дебатов о свободе торговли, разворачивающихся в Конвенте осенью 1792 года, Робеспьер оглашает «первый общественный закон», которому должны подчиняться все остальные законы», – «тот, который гарантирует всем членам общества средства существования». Он объясняет это так: «Необходимая человеку пища так же священна, как сама жизнь: все, что требуется для ее сохранения, – это общая собственность всего общества, только излишки являются собственностью личной». Он отвергает идею, что продукты первой необходимости, прежде всего хлеб, могут продаваться с прибылью по принципу спроса и предложения и защищаться по закону военного времени. Как показала Флоранс Готье [2], когда речь идет о праве на пропитание, то ему представляется недопустимым навязывать рыночную экономику силой, штыком. В его проекте Декларации 1793 года уточняется, что общество обязано заботиться о пропитании всех своих членов либо путем предоставления им работы, либо обеспечивая средства существования нетрудоспособным по принципу «долга богатых перед бедными».
Право на свободу
Бедность – это не только нехватка хлеба, но и прежде всего несвобода. Робеспьер вдохновляется выводами Джона Локка, отца современного либерализма, о том, что естественное равенство и «равное право на свободу» подразумевают, согласно принципу взаимности, обязанность уважать право другого на свободу. Робеспьер‚ в свою очередь‚ утверждает, что равенство прав установлено самой природой, и определяет свободу как «присущую человеку способность пользоваться по своему желанию всеми своими способностями: ее правилом является справедливость, а границами – права других». Следовательно, индивидуальная свобода не безгранична: она не может препятствовать другому пользоваться его свободой, а задачей общества является обеспечение каждому пользование этим естественным правом. Подчеркнем, вдохновляясь работами Амартии Сена[16], что частое противопоставление свободы и равенства неточно, так как равенство – основная характеристика либеральных концепций общественной организации: равная свобода для всех, равное достоинство всех. Обеспеченность правом на пропитание должна позволять любому пользоваться равным правом на свободу и счастье. Таков фундамент эгалитаризма[17], характеризующего мышление Робеспьера.
Из этой эгалитарной предпосылки вытекают индивидуальные права, делающие Робеспьера истинным либералом: свобода мнения и совести, свобода печати, свобода собраний, презумпция невиновности и юридические гарантии, свобода собственности, обеспечивающая независимость личности. Что касается религиозной свободы, то Робеспьер вернется к ней в разгар искоренения христианства, когда подтвердит 15 фримера II года (5 декабря 1793) принцип терпимости и 18 фримера (8 декабря 1793) внесет в Собрание декрет о гарантии свободного отправления всех культов. Отметим неизменность его позиции по свободе совести, которую он докажет при одобрении декрета о культе Верховного Существа (18 флореаля II года – 7 мая 1794), когда уточнит, что «свобода вероисповедания сохраняется согласно декрету 18 фримера». Его приверженность индивидуальной свободе безусловна: закон должен защищать ее «от подавления правителями». Эти гарантии от злоупотребления властью вплоть до права на восстание свидетельствуют о его глубоком антиэтатизме[18].
Парадокс в том, что этот отказ от государственного совмещается с явственной склонностью к социальному: вместе с равенством коллективных прав, финансируемых из государственной казны, правом на труд, правом на помощь, правом на образование общество признает свой «священный долг», а не просто нравственную обязанность, что открывает, как у Томаса Пейна, широкую перспективу республиканской благотворительности. Благодаря равенству гражданских прав, пылко отстаиваемому Робеспьером, все до одного граждане становятся членами политической семьи, обещанной через всеобщее, включая слуг, избирательное право для мужчин.
Право голоса и доступ к гражданству
В Учредительном собрании Робеспьер отмежевывается от своих коллег, выступающих за цензовые
