Король пиратов. Удивительная история Генри Эвери и зарождение Золотого века пиратства - Шон Кингсли
Эвери и его сотоварищи-протестанты пока еще не превратились в пиратов. Восемьдесят мятежников из Ла-Коруньи угнали корабль не потому, что были безжалостными буканьерами и убийцами, а в целях самосохранения, пытаясь обеспечить свою безопасность и получить заработанные деньги. Эвери захватил Charles II в отместку за неподобающее отношение к себе. Корабль принадлежит им взамен положенного жалованья – и чтобы наказать сэра Джеймса, адмирала О’Бруина и Испанию за несправедливое обращение.
Только далеко в море – когда фрегат миновал построенный римлянами на полуострове старейший в мире маяк, получивший название башни Геркулеса, и позади остались кукурузные поля и виноградники, – Эвери поделился мечтами со своими людьми. Вскоре их увековечили в балладах, которые распевали в тавернах по всей Англии:
Эй, парни удалые, мне с вами по пути,
Рискнете ли со мною за золотом пойти?
Спешите в Ла-Корунью, корабль найдете там,
Зовется он «Причуда», на радость морякам[114],[115].
Charles II получил новое имя – Fancy («Причуда»). Так родилась легенда о короле пиратов.
Глава 5
Настоящие купцы
У Даниеля Фо могло быть все. Стабильная жизнь привилегированного человека. Если бы только молодой Даниель не переоценил свои силы и не дал волю инстинктам безрассудного игрока. Подобно Робинзону Крузо, который сбежал в море, Даниель Фо пренебрег пожеланиями отца, видевшего сына священником в академии Мортона[116], и обратился к жизни торговца, к которой готовился. Для диссентера, перед которым были закрыты многие двери, – оптимальный вариант. Вынужденный поступок. Как и в случае юного Генри Эвери, Фо хотел продемонстрировать всему миру, что нацелен на большой бизнес.
В те трудные времена Англия превращалась из страны фермеров в государство лавочников и торговцев. Острова охватила финансовая революция. Фо говорил себе, что купцы – герои новой эпохи, а торговля – наиболее «благородный образ жизни», дорога к образованию и житейской искушенности[117]. «Настоящий купец, – писал он позже, – знает языки без книг, географию без карт; его дневники и торговые рейсы очерчивают мир; его сделки, протесты и доверенности говорят на всех языках; он сидит в своей конторе и общается со всеми народами, поддерживая всеобщую переписку с самой утонченной и обширной частью человеческого общества»[118].
В то время как Джеймс Фо управлял семейной мини-империей из Лондона, его сын Даниель находился в разъездах. Торговля подразумевала бесконечные путешествия. Фо нравилось узнавать свою страну изнутри и ездить за границу; эти приключения вдохновили его на последующие занятия литературой.
У Даниеля хватало денег и связей, чтобы построить процветающий бизнес. После смерти отца Даниель унаследовал 1000 фунтов стерлингов и запасы товара на складах[119]. 1 января 1684 года он женился на девятнадцалетней Мэри Таффли; это не только принесло ему огромное приданое в 3700 фунтов (более 420 000 фунтов по современным меркам[120]), но и проложило путь на ту коммерческую орбиту, где работала семья Таффли.
Позднее враги Даниеля высмеивали его как непритязательного чулочника – это было несправедливо и не имело ничего общего с действительностью, однако задевало за живое. Вскоре Фо занялся оптовыми продажами, торгуя всем, что приносило прибыль при импорте и экспорте. Он был в курсе веяний моды того времени – знал, что черный креп, привезенный в Англию французскими эмигрантами, стал использоваться для дамских платьев, затем для слуг и, наконец, для мужской одежды. Этот истинный торговец испытывал чувство благодарности к шерстяным чулкам за то, что они заставили его шевелиться и разожгли его воображение. Он совершал оптовые закупки у своих торговых партнеров, Сэмюэла и Джеймса Стэнклиффов из Галифакса в Западном райдинге Йоркшира[121], таких же диссентеров, как и он, и у семейства Крузо из Норвича, иммигрантов из города Онскот во Фландрии, добрые воспоминания о которых он увековечил в своем знаменитом романе «Робинзон Крузо»[122].
Даниель Фо стремился заработать на всем. В 1689 году он плавал в Ирландию, продавая портвейн, пиво, чулки и испанский нюхательный табак. В Британии все чаще употребляли крепкие напитки, а не только пиво и эль, поэтому импорт вина и бренди приносил большие доходы. Фо начал возить «40 000 бочек в год» вина из Порто. Будущий литератор гордился своим прекрасным вкусом, которым хвастался, дегустируя французский кларет – разумеется, исключительно по работе[123].
Благодаря своим путешествиям Фо познакомился с «прекрасными оливками Лукки», которые везли из Марселя в Нарбон и Бордо во Франции; там на реке 400 кораблей загружались вином для Англии. Он покупал вино в Лиссабоне и на плодородных горных склонах Малаги и выучил испанский язык, живя рядом с таможней в Севилье и Кадисе – портах, куда приходили суда из Испанской Америки. Даниель наблюдал, как «испанцы ходят, держа руки на мечах», и презирал их за леность в морской торговле, позволившую голландцам и англичанам контролировать испанскую внешнюю торговлю, «используя наши корабли в сообщении между их портами». Именно по этой причине Генри Эвери оказался втянут в экспедицию Мадрида по поиску затонувших судов. Открытие американских колоний сулило заокеанские богатства. С 1688 года Фо отправлял табак в Лондон на судне Batchelor через Мэриленд и работал с агентами в Нью-Йорке и Бостоне[124].
К тому времени Даниель Фо, как и все настоящие джентльмены, мог похвастаться жильем и в городе, и за городом. Лондонским домом купца и одновременно средоточием его бизнеса являлся Фрименс-Ярд – небольшое здание на северной стороне Корнхилла. Первый этаж занимал склад, под которым в подвале хранились драгоценные вина Фо, а на верхних этажах находились жилые помещения и контора. Фрименс-Ярд удачно располагался в нескольких минутах ходьбы от Королевской биржи – как позднее описывал Даниель, среди «двух или трех самых известных изготовителей париков, пяти или шести просторных кофеен, трех или четырех знаменитых кондитерских, одной или двух лавок, продающих бренди, и так далее; и это не в маленьких лавках или на задворках зданий, а в прекрасных домах, с высокой арендной платой и большими фасадами, в самом лучшем месте улицы»[125].
Из дверей кофеен вился пар. В этих заведениях, прозванных «пенсовые университеты»[126] (чашка кофе обошлась бы вам в один пенс), посетители читали газеты, обсуждали политику, узнавали свежие
