Ложечник - Марьолейн Хоф

— Но кто это? — спросил Янис. — Как он выглядит?

— Он такого же роста, как и господин Требс, — начала рассказывать госпожа Требс. — Только тощий. Темноволосый, курчавый, носит шапку, такую коричневую. И очень странно улыбается, я каждый раз вздрагиваю.

Господин Требс скривил рот.

— Да! — воскликнула госпожа Требс. — Именно так!

— Схенкельман! — выпалил Янис.

— Ага, значит, ты его знаешь. — Пальцы господина Требса впились в руку Яниса.

— Нет! — сказал Янис. — То есть да! Я видел его один раз.

— А осел? — спросил господин Требс. — Откуда у тебя осел господина Дабберталя?

— Успокойся, — сказала госпожа Требс. — Дорогой, да отпусти же мальчика наконец.

Господин Требс убрал руку.

— К постояльцам мы относимся доброжелательно, — сказала госпожа Требс. — Мы ведем себя вежливо и не задаем лишних вопросов. Но в данном случае… Сначала эти выдумки про какую-то хворь и про Фрида с мешком, полным всякой всячины, а теперь выясняется, что ты знаком с господином Дабберталем. Мне кажется, пора бы тебе кое-что рассказать. Кто ты…

— Пройдоха он, — вставил господин Требс.

— Помолчи, — сказала госпожа Требс. — Пусть сначала сам расскажет. Давай, Янис. Объясни нам, кто ты и откуда.

Янис очень старался не терять спокойствия. Давно ли здесь был Схенкельман? Ему хотелось знать, но он не осмеливался задавать вопросы. Господин Требс и так уже вон как разозлился.

— Я спустился со скалы, — сказал он. — С той стороны ущелья.

— Неужто ты перешел по чертову мосту? — удивилась госпожа Требс.

— Не так уж это и страшно, — сказал Янис. Ему было не до каменного моста. Надо начать с самого начала, это важнее. Янис рассказал, что родители его умерли и что живет он с Фридом, вдали от Великой хвори. Рассказал и о мене.

— Ложки! — воскликнул господин Требс.

— Иногда, — поспешил ответить Янис. На кроликах он решил не останавливаться и перешел к Схенкельману. Рассказал, что был один дома, когда тот поднялся на гору.

— Совсем один? — спросила госпожа Требс. — Правда?

— Не один, а с Локой, — ответил Янис. — И только пока не вернется Фрид.

Он рассказал, какие гадости Схенкельман говорил про Фрида. Всё это, конечно, ложь. А еще Схенкельман вел себя как дома. До чего же наглый, уму непостижимо! Лока цапнула его за штаны. Нет, за ногу! А Схенкельман как побежит! Только одного ослика взял с собой. Так испугался, что второго просто оставил. Янис рассказал, что он должен был, как и обычно, дожидаться Фрида, но в этот раз Фрид слишком уж долго не возвращался. Так и не вернулся. Вот Янис и ушел. Вот и забрался так далеко от дома. Чтобы найти Фрида.

— Но мне до сих пор так ничего и не удалось разузнать, — сказал он дрожащим голосом.

— Господи боже мой, — произнесла госпожа Требс.

— Этот Дабберталь, или Схенкельман, или как его там, оказался еще хуже, чем мы думали, — сказал господин Требс.

— Он часто остается у нас на ночлег, — сказала госпожа Требс. — Приходит где-то раз в две недели.

— Приходил, — поправил ее господин Требс.

— У нас последнее время не так много постояльцев, — пояснила госпожа Требс. — Так что мы принимали его с распростертыми объятьями. Но потом он больше не смог платить.

— И заявил, что, мол, будет платить ложками. По одной ложке за ночь. Ничего другого он нам предложить не мог.

— Ложки были с цветами? — спросил Янис. — С птицами?

— Я их так и не увидел, — ответил господин Требс.

— Одна была с оленем, — призналась госпожа Требс. — Такая красивая! — Она робко взглянула на господина Требса. — Я посмотрела у него в корзинах. Что в этом такого, подумала я, он и не узнает.

— С оленем! — воскликнул Янис. — Значит, это мои ложки.

— Дабберталь, — сказал господин Требс, — обманщик, это ясно. И наглец к тому же!

Госпожа Требс задумчиво глядела к себе в тарелку.

— Мы должны поверить мальчику, — сказала она господину Требсу.

— Посмотрим, — сказал господин Требс. — Но тебе незачем было залезать в корзины к господину Дабберталю. Негоже нам опускаться до такого поведения!

— Я только одного не понимаю, — сказала госпожа Требс. — Великая хворь, что это вообще такое?

— Она ползет ползком, — сказал Янис. — И скачет скоком. Стелется по земле…

— Да, — перебила его госпожа Требс, — это ты уже сообщил, когда мы тебя нашли. Но тут никому ничего ни о какой великой хвори не известно.

— Не слыхали ничего подобного, — подтвердил господин Требс.

— Так что непонятно: зачем вы поселились так далеко, на скале? — спросила госпожа Требс.

Янис не ответил.

— Может, Фрид что-то напутал, — продолжала госпожа Требс. Она провела рукой по столу и смела крошки в кучку. — Или он плохой человек. Я не говорю, что это так, но такая вероятность есть. Очень странная история, как ни крути.

— Подозрительная, — согласился господин Требс.

— Да уж, — сказала госпожа Требс. — Потому что никакой такой хвори великой у нас нет, да и не было никогда. Я думаю, ее и не существует.

— Конечно не существует, — подтвердил господин Требс.

Янис встал. Ему хотелось сказать, что Великая хворь существует. Ведь не зря же они жили в хижине на скале, да и Фрид знает про Великую хворь больше, чем господин и госпожа Требс вместе взятые. Но у него сжалось горло, а в голове зазвучал какой-то свист, высокий и пронзительный. Он отодвинул в сторону стул и заковылял на двор. Великая хворь существует, говорил он самому себе. Существует! Она ползет ползком и скачет скоком, стелется по земле и плывет по воде. Она оттяпает тебе нос, и пальцы, и всё остальное. Он еще раз повторил про себя всё от начала и до конца, но слова звучали глухо и безжизненно. И тут он понял. Никакой Великой хвори нет. Об этом даже страшно думать, но это так. Еще никогда он не видел человека, у которого была бы Великая хворь. И Схенкельман тоже никогда не видел такого человека. И господин и госпожа Требс точно знают, что Великой хвори не существует. Схенкельману верить нельзя, но господин и госпожа Требс говорят правду. Госпожа Требс просто не может врать. И еще кое-что. Янис спустился с горы, долго шел по лесу, и ничего не случилось. Если уж Великая хворь так хитра и опасна, она бы давно расквиталась с Янисом. Янис пощупал нос. В глубине души он даже надеялся, что кончика носа нет, — но всё было на месте.

И тут он страшно рассердился. На Фрида, который врал, а потом взял и пропал, и на Схенкельмана, который всё испортил. И на себя, потому что теперь непонятно, кому и чему верить. Янис сел на скамейку и стал бить себя руками