Комикс - Ксавье О. Холлоуэй
– Пойдем к нему. – Уэйд встает. Джек приподнимается и рычит. – Не надо, Джек, я свой, я тебя и Фила не трону никогда, слово даю. – Джек смотрит на Уэйда, сторож кладет ладонь псу на голову, и тот ложится.
В комнате нет окон. Уютный диван коричневого цвета. На стенах сине-зеленые обои с приятным растительным узором. Множество черно-белых фотографий в рамках (женщины, дети, пейзажи). Возле дивана тумбочка, лампа со старым стеклянным абажуром в стиле ар-деко, стакан воды и аспирин. Рядом стул. Гомес укрыт теплым пледом в полоску. Спит. Уэйд на секунду замирает у двери, осторожно проходит, садится на диван, правую руку с пистолетом кладет на колено, а левой будит Гомеса. Гомес открывает глаза, но в них нет ни капли удивления.
– Извини, я тебя не выдавал, но он мой друг и сам обо всем догадался, – сообщает сторож, оставшийся у двери.
– Ничего, Филипп, я понимаю. Ну что, комиссар Уэйд, неужто вы теперь самолично ловите беглецов?
– Да я вообще к Филу пришел, но захвачу тебя, конечно, чтоб два раза не вставать. Что ты здесь делал?
– А вы не знаете?
– Вопросы задает тот, у кого пистолет.
– А вам не говорили в детстве, что мальчики не должны держать руки под одеялом?
– Так, Фил, почему ты мне не сказал, что он вооружен?
– А ты не спрашивал.
– Да это же… Это же подразумевается! А я-то решил, что у нашей дружбы есть еще шансы.
– У меня только один друг. И это не ты.
– Боже, как старомодно. Надеюсь, медовый месяц у вас был не слишком приторный, мальчики?
– Это, блядь, Джек – моя собака!
– Да? В Вегасе церемония была? У нас бы такое не зарегистрировали.
– Твою мать, Гомес, пристрели его!
– А я пристрелю Джека, окей? – Уэйд наводит пистолет на рычащего пса у ног сторожа. – Спокойно, Джек. Я же дал тебе слово.
Уэйд поворачивается к Гомесу:
– Итак, Гомес, что ты здесь делал?
– А вы не знаете?
– У меня есть версии, но их долго перечислять, проще спросить у тебя.
– Я слежу за Эвилом.
– Зачем?
– Я думал, рано или поздно он приведет меня к тем, кто устроил кошмар в кинотеатре.
– Ну и как? Привел?
– Не знаю, но его сегодня вырубили и куда-то увезли. И, похоже, как раз те, кого я искал.
Уэйд устало прячет пистолет в кобуру.
– Фил, принеси выпить, а? Я даю тебе слово: пришлю тебе ящик виски… Я так устал с вами всеми, что только выпить и остается.
Сторож уходит. Уэйд кричит ему вдогонку:
– И пожрать у тебя есть что-нибудь? А то я с утра ничего толком не ел… Эх, Гомес-Гомес… Как же меня достала эта работа, ты не представляешь… Последние два года вообще полный мрак… А эти дни… заряжают такой энергией, какой я с академии не ощущал. Но я же не железный…
Сторож приносит на табуретке три щедро наполненных стакана и сэндвичи.
– Спасибо, Фил, спас от смерти. На, Джек. Небось, тоже проголодался? – Уэйд отламывает половину сэндвича и кидает Джеку, а вторую половину проглатывает, почти не прожевывая, и запивает виски. Джек смотрит на сторожа, сторож кивает. Джек, так же, не жуя, заглатывает свою половину.
– Давай так, Гомес, ты расскажешь, что видел и что знаешь, а потом я расскажу тебе, что знаю я. Мы с тобой, похоже, в одно дерьмо увязли, и выбираться нам нужно из него вместе. Договорились?
– Хорошо. – Гомес садится, кладет пистолет на столик и тоже берет сэндвич.
– Ну, что ты видел?
– Я следил за Эвилом с сегодняшнего утра. Днем ничего особенного не было, но вот к вечеру он зачем-то приехал на кладбище.
– Да, это у него давняя придурь. Он тут гуляет и думает.
– Да? Ну вот он и ходил туда-сюда, что-то бормотал, махал руками, а в это время всех его охранников и водителя оглушили и запихали в лимузин.
– Кто?
– Винни Купер. Ну, то есть, не он сам, конечно…
– Твою мать, Винни Купер!?
– Да.
– Я же его арестовал после кинотеатра! Федералы совсем съехали, чтоб их…
– С ними была Элла Томпсон.
– Вот здесь я не удивлен совсем.
– Они подошли к Эвилу – он не заметил ничего, разговаривал по телефону – надели мешок на голову, связали, оттащили в лимузин и уехали.
– Это все?
– Да.
– А ты запомнил, где именно они его скрутили?
– Вроде да.
– Возле могилы Рэя Тассилиана. Эти уроды сломали один из самых старых памятников на моем кладбище. – Сторож усаживается на стул. Гомес дергается и хватается за больную руку.
– Так. А кто такой Рэй Тассилиан? Что-то знакомое…
– Недавно похоронен. Кто-то из богатеньких отпрысков. У них тут чуть ли не поместье – пара склепов и с десятка два обычных могил. Их тут лет сто уже хоронят.
– А, припоминаю что-то… Взрыв газа и все такое… Мы что-то расследовали. Вроде взрыв не случайный был, но расследование не особо что дало.
Уэйд поворачивается к Гомесу и закуривает сигарету.
– Ты их знаешь, что ли?
– Здесь нельзя курить. Ты забыл?! – угрожающе произносит сторож.
Выругавшись, Уэйд ищет, где затушить сигарету, и в итоге топит ее в стане с виски. Гомес отвечает:
– Моя бывшая жена работает импресарио у Тассилианов. Тассилианы – богемная династия, владельцы оперы, галереи и старого театра в центре.
– А за что тебе Эвил палец отрубил?
Гомес снова хватается за руку, отпускает ее, делает несколько глотков виски:
– У меня была истерика, а этот мудак, чтобы меня успокоить, не придумал ничего лучше… Откуда вы знаете?!
– Он сам мне рассказал.
– Мудак.
– Тут не поспоришь. Но если это тебя успокоит, он понимает, что вел себя как мудак. Списывает на последствия отравления в кинотеатре.
– Я тоже там был! Но я никому ничего не отрубал! Я только лишь…
– Попал в психушку с расстройством. Сбежал оттуда. И теперь бегаешь по городу с пистолетом, выслеживая мэра.
– Да. И что? У нас каждый полицейский – псих. Причем без всяких кинотеатров.
– Это правда. Но я тоже там был и, в отличие от вас с Эвилом, с ума не схожу, веду себя нормально, как обычно.
– А как же остальные?
– Они все под наблюдением специалистов. Им вот только тебя не достает.
– Все? Откуда вы знаете, что все?
– Всех, кто там был, загребли. Мы тогда оцепили все здание. Тогда же загребли Винни и его людей. Хотелось бы мне знать, какого хрена он на свободе?..
– А если отпустили
