Калашников - Альберто Васкес-Фигероа

– Ну что ж! – бодро воскликнул он. – Пора засучить рукава и закончить начатое. Как говорил мой старик, не знаю, свет ли это в конце тоннеля или прожектор поезда, мчащегося нам навстречу, но сейчас уже всё равно. Все знают, что делать? – Увидев, как все молча кивнули, добавил: – Тогда надеюсь, что через полчаса встретимся в условленном месте. Удачи!

Он развернулся и отошёл на несколько метров, чтобы помочиться под дерево, нарочито отворачиваясь от следопыта, как будто тем самым показывал, что не хочет прощаться с тем, кто был его напарником в бесчисленных тяжёлых ситуациях.

Газа Магале тоже не любил прощания и сентиментальность, поэтому просто собрал оружие и направился к точке на реке, откуда лучше всего просматривался островок, служивший укрытием для гидросамолёта.

Туземцы и динка также ушли.

Оставшись один, Роман Баланегра ещё раз убедился, что всё собрано и готово для быстрого отступления после выстрела.

Он долго размышлял, использовать ли разборный Remington 30/06 с оптическим прицелом, дающим более чёткое изображение, но не был уверен в его точности на таком расстоянии.

Зато его старый Holland&Holland 500-Express с параллельными стволами и фиксированным прицелом никогда его не подводил. После сотен выстрелов из него он прекрасно знал, как изменится траектория в зависимости от ветра и расстояния.

Оставалось лишь решить – использовать свинцовую пулю с крестовым разрезом, разрывающую жертву, или острую стальную пулю, пробивающую её насквозь.

Если он попадал точно в цель, свинцовая пуля была явно гораздо более разрушительной, не оставляя шансов на выживание. Однако существовал риск, что она начнет раскрываться крестом на полпути, потеряет стабильность и в итоге не достигнет цели.

Долго размышляя, он пришел к выводу, что лучше всего умеет охотиться на слонов. А значит, должен использовать те инструменты, с которыми чувствует себя уверенно: мощный Express с фиксированным прицелом и длинной острозаточенной стальной пулей.

И если он промахнется – так тому и быть.

Нарушая лесную тишину, начал постепенно нарастать гул – нестройный, сбивчивый и совершенно неуместный. Вскоре он выяснил его источник: все, кто сейчас заполняли поляну, запели во весь голос, причем с куда большим энтузиазмом, чем мастерством.

Без сомнения, это были религиозные песнопения под руководством «командира» в безупречной униформе, который стоял в правом углу сцены.

– Это начинает походить на американский мюзикл… – пробормотал он, фиксируя оружие в развилке двух ветвей и укрепляя его ремнем, чтобы ствол не дернулся вверх при выстреле. – Осталось только добавить четырех толстух в красных шляпах, вопящих «Аллилуйя!». До чего мы докатились, Господи. До чего мы докатились…

Когда все было готово, он осмотрел лагерь через бинокль. Кроме полдюжины часовых, почти все бойцы Армии Сопротивления Господа собрались на поляне, а Канада Драй в это время тщательно осматривал двигатель своего аппарата, пользуясь часами наименьшей жары.

– Советую тебе убираться оттуда, иначе тебе крышка, лысый… – пробормотал он, словно пилот мог его услышать. – Газа не привык цацкаться, он может разнести тебя к чертям…

Вскоре песнопения смолкли, сменившись аплодисментами. В этот момент Джозеф Кони начал медленно подниматься на небольшую лестницу, ведущую к сцене, в сопровождении Бубы Сидони, конголезского генерала и еще троих военных.

Он встал в центре подиума в окружении своих самых преданных сторонников, под вспышки множества камер.

Терпеливо ждал, пока стихнут аплодисменты, затем приготовился говорить.

Роман Баланегра навел на него бинокль так, что казалось, будто между ними не больше пяти метров.

Он внимательно изучал Кони несколько минут, пока тот размахивал руками и говорил в микрофон. Но затем прекратил наблюдение, глубоко задумался и пробормотал:

– Вот это да… Этого я не ожидал, но в целом это логично.

Он обдумал открывшееся ему знание еще пару минут, затем твердо упер плечо в приклад оружия, тщательно прицелился и нажал на спуск.

Два выстрела раскололи лесную тишину. Затем послышался перестук винтовки следопыта, и вскоре взрыв потряс топливный бак гидроплана. Разорванное тело канадца отбросило почти на двадцать метров.

Охотник подобрал оружие и снаряжение и бросился бежать.

Когда он добрался до места, где его ждали Манеро, Гуник и динка, джунгли уже начали погружаться в вечерние сумерки.

Они задержались всего на пару минут, прежде чем появился взвинченный и отчаявшийся Газа Магале, который с яростью выпалил:

– Ты промахнулся!

– Нет, не промахнулся.

– Еще как промахнулся! – продолжал пылить следопыт. – Ты завалил конголезца и Бубу, но когда я уходил, Кони был жив.

– Я знаю, – спокойно ответил он. – Я сделал это нарочно.

– Нарочно?! – изумился тот. – Зачем?

– Потому что эта чертова крыса стояла там, представляя собой идеальную мишень, и, каким-то образом, знала, что я целюсь в нее. Он хотел, чтобы я его убил.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Газа. – Ты рехнулся?

– Вовсе нет. Кони хотел умереть там, на пике славы, под объективами множества камер. Он мечтает стать мучеником, чтобы его имя и дело жили в памяти последователей.

– Никто в здравом уме не желает смерти.

– Джозеф Кони – да. И, когда я это понял, я осознал, что если снесу ему голову, его фанатики из Армии Сопротивления Господа будут творить зверства еще тридцать лет.

– Ничего не понимаю… – пробормотал Газа Магале.

– Ты поймешь, если я поясню: три четверти больных СПИДом в мире – это двадцать четыре миллиона человек – живут в Африке, и каждый день шесть тысяч из них умирают от этой проклятой заразы. Я видел Кони так же ясно, как вижу тебя, и понял: его лицо и голова покрыты язвами, а в его глазах читалось, что ему осталось меньше месяца.

Такой извращенец, как он, всегда рисковал заразиться от мальчиков и девочек, с которыми спал. И так оно и вышло. Поэтому он предпочел бы умереть героем, а не превратиться в живой труп, внушающий отвращение. Он надеялся, что я избавлю его от страданий.

– С трудом в это верится!

– А ты поверь. Ты знаешь, что Зеуди ухаживала за больными СПИДом. Я видел сотни умирающих. Кони – уже мертвец. А ликвидировав Бубу, конголезца и канадца, мы оставили его без преемника, без финансирования и без связи с миром. Или я полный идиот, или через пару месяцев эта пресловутая Армия Сопротивления Господа начнет уходить в прошлое.

– Я никогда не считал тебя идиотом.

– Тогда доверься мне и пошли. Уже совсем стемнело, а дорога домой длинная. Чертовски длинная.

Глава 26

Мало что доставляло Орхидее