Калашников - Альберто Васкес-Фигероа

Кроме колтана, в Конго находилась треть мировых запасов олова, большие залежи урана, кобальта, нефти, золота, бескрайние леса с ценными породами деревьев и крупнейший на континенте гидроэнергетический потенциал. Но несмотря на все это, большинство конголезцев жили за чертой бедности – или даже за чертой нищеты.

Неудивительно, что их страна стала лакомым кусочком для мировых держав, которые нашли лучший способ её грабежа – бесконечные войны, маскируемые под племенные, пограничные или религиозные конфликты. За последние двадцать лет они унесли жизни пяти миллионов невинных людей.

Крупные корпорации финансировали всех, кто был готов устроить беспорядки, а соседние страны – Уганда, Руанда и Бурунди – пользовались хаосом, чтобы открыто грабить запасы колтана.

Суть дьявольской игры под названием «конголезская война» заключалась в том, что она была спроектирована так, чтобы никто никогда не смог победить. Ни правительство, ни хуту, ни тутси, ни угандийцы, ни руандийцы, ни даже миллионное войско ООН не смогли бы взять верх.

Это была абсурдная шахматная партия, где все фигуры – пешки, движущиеся во все стороны, но без шанса на мат.

Война ради войны, с единственной целью – нажива.

А тем временем такие убийцы, как Джозеф Кони, продолжали разгуливать на свободе, вырезая мирных жителей.

Закрыв глаза, он был уверен, что предстоящая ночь станет самой длинной и страшной в его жизни. Возможно, последней.

Но когда наконец уснул, он чувствовал себя более гордым, чем когда-либо прежде.

Это было в тысячу раз важнее, чем сидеть в кресле Европарламента.

Глава 8

Она открыла флакон, капнула две капли на носовой платок и медленно взмахнула им, закрывая глаза и глубоко вдыхая аромат.

Верхние ноты без сомнения содержали кроваво-красный апельсин, кокос, щепотку перца и бергамот; в сердце ощущался легкий аромат жасмина и цветков апельсина, а в базе должны были присутствовать мускус, нотка соли, дубовая древесина и неуловимый след аромата, который ей пока не удавалось идентифицировать.

Возможно, "Казацкий Нос" мог бы дать ей больше деталей, и даже сама она чувствовала, что смогла бы разгадать тайну этого парфюма, ставшего столь оглушительным успехом, но для этого ей потребовались бы время и средства, которых у нее в тот момент не было.

Год назад этот прекрасный и изысканный флакон в форме старинного орудийного ствола, содержащий "Баунти – Восстание", последнюю и поистине революционную разработку эксклюзивного бренда Fashion-Look, стал бы для нее великолепной головоломкой. Гигантским кроссвордом, которому она посвятила бы недели упорного труда, чтобы с минимальной погрешностью определить соотношение различных эссенций, его составляющих. Но теперь – нет.

С самого детства она привыкла играть в прятки с ароматами, учась искать их и анализировать в каждом флаконе одеколона, каждом куске мыла, каждом лаке для ногтей и даже в каждом дезодоранте.

Это была естественная страсть для той, кто родился и вырос в Л’Армонии, почти не покидая пределов Граса.

Она поднесла платок еще ближе к носу и замерла, глядя на море вдалеке, погруженная в свой внутренний мир, неспособная осознать, что вскоре эта комната, этот дом, эти сады и эти неповторимые запахи уже не будут принадлежать ей.

Это было похоже на то, как будто ее опустошали изнутри, как будто постепенно лишали желудка, печени, сердца и легких, превращая в пустой сосуд, в котором осталась лишь слабая тень когда-то восхитительного аромата.

Куда ей идти, если ее вырвут из колыбели?

Орхидея Канак прекрасно понимала, что страх постепенно овладевал ею уже несколько месяцев, и что этот страх вонял цветной капустой, луком, чесноком и прогорклым потом.

Он вонял нищетой.

Она заметила, как фигура ее матери удалилась по саду в сторону беседки, в которой раньше никто не сидел. Увидев, как та идет, словно лишенная сил, она поняла, что мать уже заранее чувствует себя побежденной, неспособной противостоять грядущим тяжелым временам.

Ее лепестки опадали один за другим.

Когда спустя мгновение она снова увидела ее, полу скрытую среди ветвей яблонь, сидящую на скамье беседки, с локтями, опущенными на колени, и головой, зажатой в руках, у Орхидеи возникло странное ощущение, будто перед ней гордая, утонченная пальма, сраженная внезапной и неуважительной молнией, сломанная пополам, одна часть которой опиралась на другую, образуя трагический угол, предвещающий смерть.

Это была сломленная женщина.

Андреа Стюарт не исполнилось еще сорока трех, и, значит, она даже не покинула лето своей жизни, когда уже казалось, что она погружена в самую суровую зиму, доживающую последние дни.

Орхидея помнила, как пятнадцать лет назад внезапный заморозок обрушился на сады и фруктовые рощи в середине мая, вызвав катастрофу и смятение, похожие на те, что сейчас охватили их семью.

Главное отличие заключалось в том, что большинство растений смогли оправиться и снова зацвести, а большинство людей – нет.

Первый удар – болезнь мужа – обрушился на нее с невыносимой жестокостью, но второй – осознание того, что у нее не будет необходимых средств, чтобы заботиться о нем и попытаться вернуть его к жизни, – окончательно сломил ее.

Она еще долго наблюдала за ее безнадежным одиночеством, но затем закрыла флакон, оставила платок на столе и направилась в спальню отца, которого нашла сидящим в широкой кресло, задумчиво глядящим в телевизор, словно его мысли были далеки от жестокой охоты на молодых тюленей, происходящей на экране.

Она выключила телевизор с помощью пульта, придвинула стул и уселась напротив человека, который всегда занимал половину ее сердца. Он лишь посмотрел на нее, как если бы ждал наказания за свои проступки, не имея ни малейшей возможности оправдаться.

Они молча смотрели друг на друга, и девушка испытала неприятное чувство, будто между ними пролегла глубокая пропасть, а единственным способом общения оставались крики и жесты.

Как же печально было осознавать, что долгие ночные беседы, в которых она узнавала так много нового, теперь остались в прошлом!

Она взяла его за руки и почувствовала, что они влажные, холодные и такие скользкие, что лишь едва заметная дрожь отличала их от рук покойника.

Она искала отца по ту сторону этого бесстрастного лица, в этих потухших глазах – и не находила его.

– Марио рассказал мне все… – наконец прошептала она, не отводя взгляда. – И у меня даже мысли нет тебя осуждать, потому что я не имею на это права. У тебя были свои причины поступать так, как ты поступал, и если самой важной причиной были мы, то я