Коллекция Энни Мэддокс - Шарлотта Брандиш
Из-за чтений воспитанников уложили позже, чем обычно, и, когда погасили свет в дортуарах и длинных коридорах приюта, часы показывали без четверти десять.
Изнурённые дневными событиями, все разошлись по комнатам, и дом окутала тишина, показавшаяся Оливии такой неестественной, точно она оглохла. Лишь спустя несколько минут она поняла, что звуки не исчезли – на крыше, над самой её головой, поскрипывал флюгер, и гудел ветер в трубах, и в дубовых стропилах трудился жук-точильщик.
Набросив пальто, Оливия стояла у окна своей комнаты, до рези в глазах всматриваясь в тропинку, которая вела от чёрного хода к главной дороге.
Ясный, благодатный мартовский вечер, возвещающий скорое тепло, опять захандрил. С наступлением ночи луна светила скудно, изменчиво, и ветер шевелил верхушки тисов, гнал облака куда-то на запад, к Вест-Индским докам, к мачтам кораблей, пронзающим небо. Пахло дождём и влажной землёй. Жук без устали трудился, минуты текли, далеко внизу, в холле, часы пробили десять, затем четверть одиннадцатого, и вот на тропинке возникла изящная фигура Нелли Лавендер. В лунном свете дождь сразу превратил её светло-серый макинтош в мерцающий кокон, заметный издалека.
Не оглядываясь, она поспешила к садовой калитке, и Оливия сорвалась с места, едва не зацепившись широким рукавом пальто за дверную ручку, на цыпочках прокралась к чёрной лестнице и спустилась в кухню.
Неплотно прикрытая створка кладовой чуть не встретилась с её носом. Отпрянув, она заглянула внутрь – так и есть, кто-то распечатал новую коробку свечей и сделал это торопливо и небрежно, но размышлять об этом времени не было. Полчаса, самое большее час – и она, возможно, увидит Филиппа, а по сравнению с этим остальные тайны Сент-Леонардса ничто.
Оливия выскользнула через дверь чёрного хода, беззвучно прикрыв её за собой, и лишь Табита, умываясь после позднего ужина, чутким кошачьим слухом уловила лёгкий щелчок.
***
В длинном списке того, что недолюбливал инспектор Тревишем, фигурировали и весенние дожди, и ночные бдения, и участие в сомнительных затеях. Однако он покорно ждал в служебном автомобиле, погасив огни и наблюдая за единственной дорогой, ведущей от глухого проулка, с которым соседствовал Сент-Леонардс, к более оживлённой части Бромли.
Из-за густых зарослей ежевики автомобиль был почти не виден, а вот дорога просматривалась неплохо. Первым он заметил светлое пятно, двигающееся быстро, почти что бегом, и при ближайшем рассмотрении оказавшееся мисс Лавендер. Спустя полторы минуты он вздрогнул от неожиданности: дверца справа от него медленно отворилась, и на сиденье скользнула Оливия, до самых глаз замотанная в тёмный шарф и опустившая поля шляпки. От комментариев Тревишем воздержался, так как тут же получил приказ:
– За ней, инспектор! Вперёд, мы не должны её потерять! – прошептала Оливия, разматывая шарф. – Мисс Лавендер ходит очень быстро, если не поторопимся, то рискуем её упустить.
От повелительного тона напарницы по слежке инспектор скривился, но вновь промолчал и медленно, чтобы не угодить колесом в канаву, выехал на дорогу и двинулся, не зажигая фар, по направлению к Белтон-уэй.
Когда заехали на узкую улочку, то вдалеке, на перекрёстке, освещённом тусклыми фонарями, увидели, как высокая фигура в светлом свернула направо. Поддали газу, проскочили перекрёсток и снова сбросили скорость до минимума, чтобы не спугнуть, и опять заметили преследуемую в последний момент, едва не упустив. Так повторялось ещё с дюжину раз, и, как назло, дождь всё усиливался, снижая видимость, но Тревишем с Оливией упорно петляли по лабиринтам Ист-Энда, подскакивая на сиденьях, когда под колёса попадался торчащий в мостовой булыжник, и высматривая серый макинтош.
– Знаете, мисс Адамсон, – не выдержал, наконец, Тревишем, – я уже склоняюсь к тому, чтобы просто-напросто арестовать эту вашу…
– Смотрите, инспектор! Она остановилась! – перебила его Оливия. – Да смотрите же! Вот этот дом! Она входит внутрь! Глушите мотор!
Крошечный двухэтажный коттедж с низкой крышей оставался слепым, ни одно окно не осветилось. Другие дома также казались спящими, и улица была безлюдна, только кудлатая собака деловито пробежала мимо, издав лёгкий рык, больше по обязанности, чем по душевной необходимости.
– Я точно говорю вам, сэр. Я видела, она вошла сюда! – кипятилась Оливия, порываясь броситься вперёд.
– Вы понимаете, мисс Адамсон, что если вы ошиблись, то я как представитель закона окажусь в крайне сложном положении? Вопреки тому, что говорят о полиции, мы не врываемся в дома горожан посреди ночи, и не…
– Но она вошла внутрь, инспектор! Да что же вы такой упрямый, господи боже! А если она прямо сейчас, пока мы тут препираемся, убивает Филиппа? Вы об этом подумали?!
Дождь лил стеной, и, когда Тревишем задрал голову, чтобы осмотреть окна второго этажа, за ворот ему скользнули холодные струйки.
– Я всё равно туда войду, инспектор. С вами или без вас.
Оливия решительно обтёрла лицо, мимолётно поразившись тому, какие горячие у неё пальцы, и какая обжигающая волна прокатилась по спине – не страх перед вероятной схваткой, а ярость, жгучий гнев ощущала она внутри, сродни тому чувству, что испытывает человек в полушаге либо от поражения, либо от победы.
– Чёрт с вами, – выругался инспектор, хотя его согласие уже не требовалось – Оливия ударила в дверь плечом, замолотила по мокрой древесине кулаками.
– Откройте! Немедленно откройте! – прокричала она. – Открывайте, сейчас же!
Дверь приоткрылась, и в тусклом свете луны возникло лицо мисс Лавендер. Ужас разоблачения исказил её черты до неузнаваемости.
– Что вы здесь… Зачем?! Нет, уходите, уходите!
Она попыталась захлопнуть дверь – но поздно, спустя пару мгновений Оливия и инспектор были уже внутри.
– Где он?! Наверху?
Оливия без долгих размышлений ринулась по лестнице, стараясь не оступиться в темноте и не слететь кубарем вниз. Оттуда кричали что-то про свет и что-то ещё, непонятное, и звали какого-то Дерека, но она лишь надеялась, что инспектору хватит сил справиться и с Нелли Лавендер, и с неведомым Дереком, кем бы он ни был, ведь главное – там, наверху, она найдёт Филиппа, и эта пытка неизвестностью, наконец-то, закончится.
На узкой площадке Оливия ощупью нашла дверь. Распахнула её, нашарила выключатель, и комнату с низким скошенным потолком, узкую и почти пустую, затопил яркий свет. В этом ослепляющем после темноты свете Оливия разглядела кровать, на которой в груде одеял лежал человек. Лежал точно мёртвый, не шевелясь, не подавая никаких признаков жизни. Когда она подошла ближе, то различила тихое бормотание, мерное, как ударяющие в оконное стекло капли дождя. Опустившись на колени, она увидела его лицо – измождённое, с недельной щетиной. Глаза незнакомца были закрыты, губы тихо шевелились. «Oвилье-ла-Буассель», – шептал он, – «Oвилье-ла-Буассель19». Его глазные яблоки метались под тонкими веками в
