Коллекция Энни Мэддокс - Шарлотта Брандиш
Вернулся инспектор мрачнее некуда.
– Простите, – буркнул он и снова завёл мотор.
– Что вы имели в виду, говоря…
– Это снарядный шок. Я такое уже видел. Тоже ничего хорошего, но всё же не так скверно, как душевный недуг. Да, война давно закончилась, но такие подарочки могут заявить о себе спустя годы. К тому же Дерек Лавендер мог и умолчать о своём состоянии. Ночные кошмары – это не то, о чём обычно рассказывают юной невесте. А что до поисков мистера Адамсона… – Тревишем вырулил на Девонс-роуд, и машина сразу пошла ровнее. – Пока мы не найдём неопровержимые улики против того, кто убил Томаса Хокли и Энни Мэддокс, у нас связаны руки. Найдём убийцу – найдём и вашего… Да чтоб тебя! Чёртовы кошки!
В свете фар перед машиной пронеслась серая тень, заметалась на узкой дороге, и Тревишем, чертыхаясь, вдавил педаль тормоза до упора. Мотор злорадно всхрюкнул и заглох.
– Этого ещё не хватало!
Тут выдержка окончательно изменила инспектору, и следующие несколько минут он красочно описывал то, что, по его мнению, стоило сделать с бродячими кошками, механиками автомобильного парка Скотланд-Ярда, а также теми, от кого зависит состояние лондонских дорог. Тем не менее мотор заводиться не желал.
Выпустив пар, он закатал брюки, поднял воротник пальто, вынул из бардачка перчатки и портативный фонарик. Рискуя нарваться на грубость, Оливия решила воспользоваться шансом.
– Вы не возражаете, инспектор, если я пока полистаю материалы по делу? – кротко попросила она, не слишком, впрочем, надеясь на успех. – Вдруг я сумею обнаружить зацепку.
– Чёрт с вами, мисс Адамсон. Делайте что хотите, – проворчал Тревишем, и Оливию вновь накрыла волна тревоги. Если бы инспектор не считал дело о похищении Филиппа безнадёжным, он ни в коем случае не позволил бы ей этого, и даже страшно представить, какой гнев вызвала бы её просьба в обычных обстоятельствах.
Стараясь не думать о плохом, она взяла с заднего сиденья картонную папку и погрузилась в изучение официальных бумаг.
Тревишем, подняв капот, возился с мотором. Через приоткрытое окно до слуха Оливии долетали приглушённые ругательства и проклятия, причем для самых крепких выражений инспектор отчего-то предпочитал исключительно французский.
Температура опустилась ещё ниже, стёкла в автомобиле покрылись мутным налётом, но дождь, наконец, закончился. Прояснилось. Луна – крупная, изжелта-ржавая – вышла из облаков и нависла над дорогой так низко, что стали видны все рытвины и кратеры на её шарообразном лике. Будто кусок шафранного теста, в который вдавили изюмины и обмазали яичным желтком, подумалось Оливии.
Что-то не давало ей покоя, что-то о выпечке, о кухарках, о чём-то ещё, увиденном или услышанном не так давно, но тут вернулся инспектор, грузно опустился на водительское сиденье, и в салоне резко запахло бензином.
– Найду того малого, который держит в таком скотском состоянии служебную машину – руки оборву, – пообещал Тревишем, обтерев ладони носовым платком и без сожалений выбросив его в канаву.
***
К Сент-Леонардсу подъехали уже за полночь.
Приют казался спящим, но, если присмотреться, то в западном крыле, в нежилой башне, два узких оконца многообещающе мерцали в ночной тьме.
Попрощавшись с инспектором, Оливия на цыпочках вошла через чёрный ход, припоминая текст записки, обнаруженной при обыске комнаты Энни Мэддокс.
«Накануне пятницы, 13-го, Видящая призывает тебя. В четверг, в полночь, в Зале Шепчущих Духов. Приходи, когда уснёт Ябеда.
Трижды в дверь ты постучи, промяукай и войди.
И послание сожги, чтобы не было беды.
Духи ветра и воды да хранят тебя в пути,
восемь вниз, двенадцать вверх – за синей дверью ждёт успех!»
В конце была приписка, своей обыденностью снижавшая градус таинственности до нуля: «Лорна принесёт леденцы, а Чарли расскажет, как бешеная собака пыталась отгрызть ему ногу, и покажет шрамы. И Бекки тоже придёт! И если духи ей позволят, она расскажет о призраке Томаса!»
Последние фразы написали большими буквами и несколько раз подчеркнули красным карандашом.
Судя по всему, сжечь записку получатель не успел. Энни перехватила её, а завладев, сочла своей законной добычей. Как уж она собиралась ею распорядиться, оставалось неизвестным, но Оливия посчитала нелишним наведаться к шепчущим духам, раз уж была анонсирована такая заманчивая программа.
Скинув мокрое пальто и промокнув волосы полотенцем, она взяла на кухне свечу и отправилась в западное крыло. Пройдя галерею, миновала часовню, мастерскую мистера Бодкина, затем спустилась к основанию башни и в растерянности обошла полукруглый зал в поисках входа на внутреннюю лестницу.
Пламя свечи горело ровно, фитиль еле слышно потрескивал. Пахло затхлостью запертого надолго помещения и тянуло свежей стружкой из мастерской. Присев на корточки и опустив свечу ниже, к самому полу, Оливия увидела на гладких каменных плитах дорожку, протоптанную в пыли.
Дорожка, покрытая крапинками свечного воска, заканчивалась у стены, и разгадка оказалась простой: когда-то давно дверь, ведущую в башню, заперли и обклеили теми же обоями со старомодным викторианским узором в виде розеток с букетиками примул и маргариток. Позже обои кто-то аккуратно взрезал ножом, прямо по контуру дверного проёма, и тщательно подклеил таким образом, чтобы тайный проход не бросался в глаза случайному наблюдателю.
За дверью скрывалась извилистая лестница без поручней. Оливия, спустившись на восемь ступенек, оказалась на крошечной площадке, от которой вело два пути – налево, в узкий коридорчик без окон, и наверх, к двери, выкрашенной той же краской, что и парадный вход Сент-Леонардса.
«Восемь вниз, двенадцать вверх», – задумчиво шептала она, осторожно шагая по выщербленным каменным ступеням. Пламя свечи съёжилось на сквозняке, угрожая оставить её во тьме, но выровнялось, как только она достигла следующего поворота.
Ни стучать, ни мяукать не пришлось – синяя дверь открылась, и в проёме возник часовой в тёмной накидке. На груди у него поблёскивал круглый жестяной медальон с выбитой по центру стрелой.
– Бекки, это ты? Мы же послали за тобой Лиззи и…
Увидев Оливию, маленький Чарли Томпсон дёрнулся, будто собирался бежать, хотя бежать ему было некуда.
– Это не Бекки! Это мисс Адамсон! – заверещал он в испуге, и за его спиной начали гаснуть задуваемые в панике свечи.
Отодвинув проштрафившегося часового, к незваной гостье вышла Присси Безивуд. Она не выглядела ни встревоженной, ни растерянной, глаза её насмешливо блестели в полумраке, и рука со свечой не дрожала. Накидка её была длиннее, чем у остальных, а на голове
