В здоровом теле... - Данила Комастри Монтанари
«Женщина здравого смысла, — думал сенатор, — ей не место среди всех этих экзальтированных». Уж ее-то Палемнон не смог бы так легко обмануть или заручиться ее молчаливым соучастием, какое он, без сомнения, получил от жены претора…
— Может, твой муж Дамас, ослепленный своей верой, лжет, чтобы защитить одного из верующих, — предположил он.
— Он бы никогда так не поступил. Он слишком честен, чтобы покрывать чужие проступки, — сказала Фабиана. — Кроме того, я могу засвидетельствовать, что он не выходил из дома в то утро. Вечером он засыпает как ребенок, и на рассвете мне приходится потрудиться, чтобы его разбудить.
— Значит, ты исключаешь, что он мог выйти без твоего ведома…
— Да, у меня очень чуткий сон, и я бы непременно это заметила, — уверенно заявила женщина.
— Чуткий сон, говоришь. И ты никогда не слышала подозрительных шумов по ночам, когда посвященные остаются в храме?
Фабиана поджала губы с явным неодобрением, однако ничего не добавила.
— Некоторые явления убеждают меня мало, особенно если учесть присутствие двух миловидных девиц под одной крышей с посвященными… — нажал Аврелий, уверенный, что намек найдет благодатную почву в душе строгой матроны.
— И впрямь, следовало бы выбирать в жрицы девушек, менее падких до внимания. С другой стороны, не мне судить, — с кислой миной прокомментировала Фабиана, после чего погрузилась в суровое молчание, которое красноречивее всяких слов говорило о ее мнении.
На следующий день Аврелий в компании Сервилия допрашивал Помпонию, предварительно в мельчайших подробностях изложив супругам результаты расследования.
— Я тебе уже тысячу раз говорила, что не узнала голос, доносившийся из пургатория! — в отчаянии воскликнула матрона. — В любом случае, Палемнон уже выходил, чтобы пробудить Богиню от ее ночного сна, так что целла должна была быть открыта…
Сенатор кивнул, стараясь сохранять терпение. Он знал, что Исида была божеством с большими запросами: ее нужно было будить на рассвете особыми воззваниями, мыть, одевать, причесывать гребнями из слоновой кости и, наконец, умащивать драгоценными благовониями. А на закате нужно было повторять всю процедуру в обратном порядке, чтобы уложить ее спать.
— Кроме того, — продолжала женщина, — я ровным счетом ничего не знаю о прошлом Вибия или Палемнона. Они были моими товарищами, и мне не хотелось о них сплетничать.
«Боги, какая катастрофа! — подумал Аврелий. — Помпония восприняла свое обращение настолько серьезно, что отказалась даже от своего любимого развлечения!»
— А жена претора? — снова попытался патриций. — Как бы велика ни была твоя вера, подруга моя, не могу поверить, что ты устояла перед искушением натравить пару шпионок на след столь пикантной истории. Незаконная беременность, внебрачный ребенок, жрец, готовый сотворить чудо… это же лакомый кусок для тебя, дорогая моя. Неужели ты отказалась откусить хотя бы маленький кусочек?
— Ну, по правде говоря, кое-какие слухи до меня дошли. Цирюльник претора — двоюродный брат одной из моих служанок, и некоторое время назад мне довелось спросить его о ребенке, — наконец призналась добрая госпожа.
— Ну и? — в один голос спросили Сервилий и Аврелий.
— Похоже, у него немного выпуклые глаза, — неохотно призналась Помпония. — Но это еще не значит, что он сын жреца. Исиду часто изображают с бычьими чертами, и она могла намеренно придать новорожденному такой облик.
Аврелий не скрыл своего раздражения.
— Не цепляйся за соломинку, Помпония! Эта банда мошенников вот-вот упечет тебя за решетку по обвинению в убийстве, а ты все еще думаешь их защищать!
— Послушай, дорогая! — умолял ее муж.
Помпония смерила сенатора суровым взглядом, нахмурив лоб и уперев руки в бока в воинственной позе. Пышное тело матроны было сплошь укутано в белую простыню, отчего она походила на статую Юноны, ожидающую открытия, и гнев ее был подобен гневу Богини в тот день, когда та узнала о проделке своего божественного супруга с прекрасной Алкменой.
— Не хочешь же ты заставить меня поверить, что все это ложь! — возмущенно прогремела она. — Сотни верующих готовы засвидетельствовать то, что видели своими глазами!
— Иногда люди видят то, что хотят видеть, — возразил патриций.
— На этот раз тебе не удастся меня убедить, Аврелий. Это твой чрезмерный скептицизм заставляет тебя повсюду подозревать обман! — возмутилась Помпония.
— Рассуди сама, жена моя, — вмешался ее муж Сервилий. — Если наш друг и может что-то сделать, чтобы вытащить тебя из этой беды, то лишь вскрыв всю ту гниль, что скрывается за культом Исиды. Это вовсе не значит, что все ее последователи — обманщики, а лишь то, что некоторые нечестивцы пользуются добросовестностью других, чтобы набить свои пустые кошельки. Если нам удастся их разоблачить, секта от этого только выиграет.
Слегка смягчившись, матрона пошла на уступки.
— Ну хорошо… — сдалась она. — У так называемого сына претора есть винное пятно на шее.
— Вот теперь я тебя узнаю, подруга моя! — с удовлетворением произнес Аврелий. — Так что, ты готова поддержать мою кандидатуру на посвящение?
— Договорились, Аврелий. Но смотри, если я узнаю, что ты собираешься насмехаться над таинствами… — мрачно пригрозила Помпония.
Патриций поклялся, скрестив пальцы за спиной.
На следующий день Аврелий уже стучал в дверь хранителя, чтобы убедить его оказать небольшую помощь.
Поразмыслив, сенатор решил сделать ставку на нечестность Вибия, в первую очередь потому, что было совершенно неизвестно, где тот раздобыл те немалые суммы, которые, будучи вложены в верфи, сделали его одним из самых видных людей в Байях.
В делах Вибий проявил необычайное чутье. Вместо того чтобы строить гигантские квадриремы, он посвятил себя созданию флотилии изящных и быстрых лодок с посеребренными носами, веслами, отделанными перламутром, и пурпурными парусами. Оборудовав их подушками и ложами, он теперь сдавал их в аренду курортникам, желающим исследовать побережье. Поскольку не всякий мог позволить себе собственную лодку, в разгар сезона его суда были нарасхват, и о судовладельце уже поговаривали как о будущем кандидате
