В здоровом теле... - Данила Комастри Монтанари
Сдавленный рогатой маской стон боли не имел в себе ничего божественного.
Аврелий сжал зубы еще сильнее, отказываясь разжать хватку, пока чья-то рука не накрыла его лицо, перекрывая дыхание. Тогда он разжал челюсти, освобождая женщину, и та одним прыжком отскочила прочь.
Обессиленный, сенатор провалился в темноту без сновидений.
— Отличный ход, хозяин! Хотя я бы на твоем месте еще немного подождал, прежде чем ее кусать… — похвалил Кастор, собиравшийся в путь до Капуи. Чтобы уговорить его на эту недолгую поездку, Аврелию пришлось пообещать ему пятьдесят сестерциев, конгий вина и разрешение десять дней подряд пользоваться его открытым паланкином.
— Разумеется, я ни словом не обмолвился с Нигелло о чуде, — сказал сенатор, имея в виду таинственное явление прошлой ночи. — Я искал Эглу и Арсиною, но так и не смог их найти. Впрочем, долго им не скрыться. Послезавтра большая процессия по случаю спуска на воду нового корабля, чей владелец отвалил кучу денег за благословение Исиды. Обе жрицы должны будут участвовать в ней в белых льняных одеждах с открытыми плечами, так мы и узнаем, кто из них выдает себя за Богиню.
— Может, это одна из девушек и есть? Узнав, что Палемнон раскрыл ее игры, она убила его, чтобы избежать доноса, — предположил секретарь.
— Нет, обе они слишком хрупки, чтобы вступать в борьбу с крепким мужчиной. Но одна из них может быть в сговоре с убийцей.
— Ты и впрямь уверен, что Вибий виновен в этом преступлении? — усомнился Кастор.
— Вовсе нет, однако я достаточно уверен, что он вместе с Палемноном обдирал верующих. Притвориться больным нетрудно, а его внезапное исцеление — первое и самое зрелищное чудо, сотворенное Богиней. С того момента деньги посыпались на храм, как град во время бури.
— Верно… К тому же, если бы аферу организовали Ипполит или Нигелло, их финансы сегодня были бы в лучшем состоянии, а они оба почти разорились на пожертвованиях.
— Посмотрим, как все могло быть, — размышлял Аврелий. — Сообщники после многих лет плодотворного сотрудничества ссорятся при дележе добычи, и Вибий решает проблему самым простым и выгодным для себя способом: сужает круг подельников и убирает Палемнона.
— Но зачем ему было топить жреца в бассейне со священной водой, когда есть столько более быстрых и надежных способов убить? — задался вопросом Кастор. — Может, тот его шантажировал, и Вибий запаниковал…
— Возможно, — не слишком убежденно ответил Аврелий.
— Объясни-ка мне вот что, — недоуменно спросил секретарь. — Что означают иероглифы, которые ты начертал на папирусе, переданном хранителю?
— Это символы смерти. Любой, кто хоть отдаленно знаком с египетской религией, поймет их значение.
— Но чего ты надеешься добиться? Подобное послание может подействовать лишь на истинно верующего, а самозванец над ним только посмеется.
— Искренне верующих у нас в избытке. Почти все, кроме убийцы и женщины, что рядится в Богиню, — заметил Аврелий.
— Личность которой мы скоро установим, благодаря укусу, что ты оставил у нее на плече. Мне кажется, мы неплохо продвинулись, — заключил Кастор. — Если только все не усложнится…
Процессия в честь Исиды представляла собой первоклассное зрелище, и многие курортники отказались от утреннего омовения в термах, чтобы на нее поглазеть.
Во дворе храма Аврелий, облаченный в парадную тогу, с трудом скрывал свое неудобство. Целая ночь в тайной келье и участие в первом ряду религиозного шествия — это было больше, чем могла вынести его кристально чистая репутация эпикурейца, не выйдя из испытания изрядно подмоченной.
В этот момент Нигелло, иератически-торжественный, сошел со ступеней, держа в руках символы божественной власти: светильник в форме ладьи, пальмовую ветвь с золотыми листьями, золотое сито, полное лавра.
За жрецом, поддерживаемое четырьмя посвященными, появилось изваяние Богини, во всем подобное явлению, что предстало перед сенатором: черный парик, расшитая мантия, бычья маска, головной убор с рогами, изогнутыми над диском восходящего солнца.
При виде изваяния некоторые верующие пали на колени, другие коснулись лбом земли на восточный манер. Патриций остался стоять, проигнорировав взволнованный жест Ипполита, который знаками показывал ему склонить голову. Требования расследования — это одно, но римский сенатор не кланялся никому и ничему, даже божественному Цезарю. Во времена безумца Калигулы были даже такие сенаторы, что заплатили жизнью за гордый отказ пасть ниц перед императором.
Нигелло, казалось, не обращал внимания на поведение Аврелия. Он шествовал ошеломленный, почти пьяный, шевеля губами, словно говорил напрямую с Богиней. Впрочем, разве не твердил он тысячи раз, что слышал ее могучий голос во время своих экстазов?
Вибию же было не до того, чтобы оглядываться по сторонам: он был занят тем, что поддерживал передние ноги белой телицы, которые по древней традиции никогда не должны были касаться земли. Аврелий видел, как напряглись его мускулистые бицепсы. «Для человека такой силы, — подумал он, — удержать Палемнона под водой было бы сущим пустяком…»
Сразу за статуей, легко ступая на сандалиях с высоченными каблуками, шли две жрицы, с головы до ног укутанные в белоснежные льняные плащи. При виде этих целомудренных покрывал Аврелий был готов разразиться проклятиями, но тут Эгла вскинула руки и изящным жестом сняла шаль со своих украшенных гирляндами волос, чтобы деликатно возложить ее на голову статуи.
Сенатор вгляделся: ни следа от укуса… значит, женщина, которую он искал, — Арсиноя. Пробившись сквозь толпу, он быстро догнал жрицу и встал перед ней.
Девушка, ничуть не смутившись, широко ему улыбнулась и сделала так, чтобы тонкая мантия кокетливо соскользнула с ее волос, обнажив ложбинку груди.
Патриций ошеломленно уставился на безупречную кожу, на которой не было и следа укуса. Разочарование на его лице, должно быть, было написано так явно, что Арсиноя, раздосадованная таким отсутствием галантности, тут же прикрылась и сделала вид, что не замечает его.
— Аврелий, Аврелий, это снова случилось! — позвал его в этот момент Ипполит, теребя за полу тоги. Вне себя от радости, юноша бредил о новой встрече с воплощенной Исидой.
Аврелий поспешил этим воспользоваться.
— У Богини случайно не было знака на левом плече? — настороженно спросил он.
— По правде говоря, не знаю. Ее руки были полностью скрыты плащом… — с сомнением признался Ипполит.
— Значит, тому есть другое объяснение! — быстро отмахнулся от него патриций, который наконец начал понимать.
В этот миг появился Кастор. Вернувшись из Капуи, он без промедления примчался прямо к шествию, чтобы поведать хозяину новости.
