Гром над пионерским лагерем - Валерий Георгиевич Шарапов

— Слушаю…
— В планах визит на вашу фабрику делегации индийских товарищей.
— Что? — переспросила Вера.
— Индийских, индийских, — заверил Сам. — В Дели на выставке советских товаров наша продукция произвела отличное впечатление. Обсуждаются контракты, но до подписания-то надо же что-то показать. Вот товарищи и приедут посмотреть.
На языке вертелось: «Что же показать-то им?» — но усилием воли Вера смогла ограничиться банальными словами:
— Да, но мы…
Это было универсальное начало, но продолжения не последовало. Сам оборвал:
— Ваша фабрика до революции выпускала экспортный шелк. Грех не повторить.
— Но ведь у нас соцсоревнование…
— У всех соцсоревнование. Центральные фабрики перегружены заказами, а у вас к тому же хозяйство уже подновленное, чистое, к приезду гостей только цеха подбелить.
— Да, но шелк… как же? Нужны узоры. Наши печатные валы для тонких линий не подходят.
— А вы так нарисуйте, чтобы подходили. И помните: индийские товарищи, сбросив колониальный гнет, ожидают от нас братского национального колорита. Иначе говоря: никаких серых ситчиков.
— А сроки? — внутренне дрожа, спросила Вера. И услышала ужасный, но единственно возможный ответ:
— Стандартные. Вчера.
— У нас красителей нет, нет анилина, пока доставят — это минимум недели две…
— Откуда красители, с Камчатки?
— Из Ленинграда.
— Ну так за две недели с рыбным обозом можно дойти. — И, понимая, что сейчас снова последует непродуктивное нытье, «сам» поставил чугунную точку: — Товарищ Акимова, надо. Выделю вам полтора месяца. Выдайте нам образцы для шелка в восточном стиле, но с советской душой. И приготовьте на согласование. Конец связи.
В трубке щелкнуло, раздались короткие гудки. Вера еще какое-то время стояла, держа ее в руках.
За окном смеялись ребята, дурачась, брызгались из шланга — такая простая и совершенно несвоевременная счастливая суета.
«Что ж такое-то?! Снова аврал и тушение пожаров. А ведь уже пашем в три смены, чертово соревнование… так, спокойно. Коллектив пойдет навстречу, не впервой, но ведь каникулы!»
Штаты фабрики расширились за счет оргнабора, ехали семьями, а теперь вопрос: родители пашут в три смены, а детей куда девать? Пойдут шариться по району и обязательно начнут хулиганить, и начальник отделения милиции Сорокин устроит скандал. Народ неместный, неработающих бабуль-дедуль под руками нет, давать им всем отпуска затем, чтобы детишек отвезти в деревню, — нет и нет, совершенно невозможно.
И ведь с путевками в пионерлагеря в этом году профком допустил форменное головотяпство, только сейчас поставили в известность: места только деткам ударников. До звонка Самого это было просто некстати, после — уже катастрофа.
Есть еще момент. Ему там легко говорить — нарисуйте, чтобы подходили, и всего делов. Рисовать кому? У художественного отдела нет такого опыта да и, что греха таить, дарований! Они не по этой части.
Вера постояла у окна, чтобы остыть, подумать и успокоиться.
Ребята уже почти закончили работать. Даже Колька Пожарский поливал уже не дорожки, а норовил окатить Канунникова, грязного, как белый черт.
«Так, спокойно, — решила Вера, опытный директор, — решаем вопросы постепенно, исходим не из того, что все невозможно, а из того, что можно сделать прямо сейчас».
Мысли завертелись: «Есть законсервированный относительно новый корпус в сквере, на хорошем отдалении от цехов». У Веры была мысль устроить этим летом дневной дом отдыха — но взрослым будет не до отдыха, так можно детям устроить.
«Итак, есть помещение… Но там только коробка, двери и окна — все. Стоп. Ватные матрасы есть в избытке. На складе с осени были закуплены лакокрасочные материалы и лес. Брали по случаю для других целей, но теперь можно сколотить мебель. Питание — ну это как раз ничего, устроим в столовой фабрики. Все хорошо, но кто это все делать-то будет? Рук нет. Нет душевых, туалеты — сортиры на улице. Хотя как раз этим ребят из общаги не напугать. Нужно пробросить электричество, сделать проводку, организовать внешнее освещение — вроде недолго. А сколько же ребят будет, и кого мамы будут на ночь оставлять — неведомо. Надо собираться и разговаривать… Но рук нет! И двор у корпуса — не двор, а просто пара полян. Лес, правда, хороший, годный лес — дыши-гуляй — не хочу. Только все равно нужен полигон для спортивных подвигов, турники, песочницы, ворота, мячи — скакалки и прочее. Придется потратиться на инвентарь и обустройство, но как раз это подъемно.
Рук нет!!! И кто их всех пасти будет?! Доплачивать педагогам со стороны — невозможно! Разве оформить отношение в педучилище, позвать девчат на практику… но поздно, все планы согласованы. Попытаюсь. Но… до этого времени надо как-то продержаться. Снять кого-то с производства — нет. Та же Латышева, она нужна у станков…»
Ольга, увидев ее в окне, задрала голову, свистнула, сунув в рот пальцы, помахала рукой.
— Мама, принимай работу!
«Что ж, придется жертвовать своими», — поняла Вера. Она забрала из сейфа документы, за которыми шла изначально, и, поколебавшись, прихватила еще одну, нужную и тайную папку. Выйдя, закрыла кабинет.
Ох, что-то сейчас будет. Ведь предстоит объявить дочери, что отпуска у нее не будет. То есть не пойдет она ватагой в запланированный поход то ли вдоль канала имени Москвы, то ли в Загорск. Зря она накопила под кроватью консервы, насушила сухарей, накупила крупы. Напрасно выпросила у отчима его ужасно удобный трофейный вещмешок.
Не пойдет Оля — не пойдет и Коля. Верная Светка Приходько подругу не оставит… а между прочим, вот еще один воспитатель, Светик и так со всеми детишками района возится. Возможно, подтянется Настя Иванова, подружка Светки.
Так. Не пойдет Светка — без отпуска остается Канунников. А раз Латышева будет занята на производстве, то и она никуда не пойдет — и, надо полагать, и Рубцов тоже. Даже не из-за Тоси, а потому, что и все остальные останутся дома.
«А кому легко-то?» — подумала товарищ Акимова и, вздохнув, позвала:
— Ребята! Можно вас… на минутку?
Глава 4
Вера сначала похвалила и поблагодарила, и уже потом вылила ушат ледяной воды, сообщив новости.
Ребята выслушали, не перебивая и не возражая, — им все было понятно, но больно.
Ольга увяла, и Светка, всем всегда довольная, померкла. Канунников — тот был просто ошарашен, он известный любитель путешествий, у него хроническая охота к перемене мест. Рубцов лишь плечами пожал. Колька — ну это Колька, взрослым не понять, о чем он думает.
Только Латышева привычно возгорелась восторгом и принялась лопотать о том, как это правильно и как хорошо, что наконец будет такой замечательный детский дом… Ольга с раздражением поправила:
— Летний лагерь.
— Так еще лучше! Я