Рождество в Российской империи - Тимур Евгеньевич Суворкин
2
– Так вот же, – указывая обеими руками, Иван Евграфович повел начальника сыскной к окну, – вот! – он ткнул пальцем вверх. Там на вбитом в дубовую балку кованом кольце, с которого спускалась довольно массивная цепь, висела та самая золотая клетка. Поскольку день, как мы помним, был снежным и, стало быть, пасмурным, клетка как-то мутно, словно нехотя, поблескивала. Под ней стоял один из стульев, очевидно взятый от ближайшего стола.
– Это вы передвинули стул? – спросил, подходя к тому месту, где висела клетка, фон Шпинне.
– Нет, он тут уже стоял…
– А кто первым обнаружил пропажу? – начальник сыскной, подняв голову, разглядывал клетку, тонкую ажурную, точно вологодское кружево.
– Так я и обнаружил, – ответил хозяин, деловой, размеренный голос Фомы Фомича действовал на Дудина успокаивающе.
– Вы пришли первым? – полковник перевел взгляд на Ивана Евграфовича.
– Нет! – мотнул тот головой. – Первыми приходят повара, потом половые, управляющий, ну и прочие…
– И что, никто из них не кинулся, что соловья нет на месте?
– Да они… – Дудин безжизненно кинул рукой, – …половину трактира вынеси, никто ничего не заметит – равнодушные!
– Сторож у вас имеется?
– Нет!
– Почему?
– А зачем? Запоры у нас крепкие, никогда раньше ничего подобного не случалось. Так и что сторож? Ему жалованье положи, а он спать тут будет…
– Так, покажите запоры, какие они у вас.
– Ну главный вход, он без замка, потому как запирается изнутри, два засова и еще один большой накидной крючок…
Они прошли к входной двери, начальник сыскной осмотрел все, кивнул.
– А замки, два, на той двери, что со двора, через эту дверь все и приходят, – продолжал хозяин трактира, – дверь тяжелая, дубовая, такую просто так не сломаешь…
– А поварам, значит, доверяете?
Дудин остановился и медленно развернулся к начальнику сыскной.
– Доверяю, я тут всем доверяю… а вы думаете…
– Я пока ничего не думаю, пока я собираю сведения, – ответил Фома Фомич.
После осмотра задней двери, массивных накладных замков они вернулись в зал. Сели за ближайший к клетке стол.
– А где все ваши люди? – спросил, озираясь, полковник, вопрос был несколько запоздалым.
– Да там, комнатка у них есть специальная. Я их собрал, чтобы не ходили тут, не следили…
– Это дальновидно, – похвалил трактирщика Фома Фомич. – Ну что хочу вам сказать, следов взлома нет, замки не повреждены, а это значит, что… – начальник сыскной замолчал, придавая своим будущим словам весомости, – а это значит, что птицу похитил либо кто-то из ваших работников, либо тот, у кого были ключи…
– Но… – хотел что-то возразить Дудин, но начальник сыскной жестом остановил его:
– Я еще не закончил! Так вот, если соловья похитил кто-то из ваших работников, то птица еще здесь, в трактире…
– Где? – хозяин вскочил на ноги, принялся мыкаться из стороны в сторону, не зная, куда бежать.
– Да погодите вы, Иван Евграфович, экий вы нетерпеливый, присядьте… – Дудин сел. – Так вот, я продолжу, птица в трактире в том случае, если ее похитил кто-то из ваших работников, но это мне представляется маловероятным…
– Почему? – трактирщику явно не сиделось на месте.
– Потому что, – начальник сыскной пожевал губами, – живая птица, ее ведь довольно сложно спрятать, если вообще возможно. Она может подать голос, а завязывать ей клюв, так можно и убить…
– А может, в том и был замысел? – предположил, шмыгнув носом, Дудин. – Может быть, они задумали его убить!
Фома Фомич не стал уточнять, кто они, потому как знал ответ – враги, завистники, конкуренты.
– Если бы они хотели его убить, то поступили бы намного проще…
– Это как?
– Свернули бы соловью шею, а самого бы оставили в клетке. Я думаю его похитили не потому, что хотели вам навредить, а как певчую птицу. Кому-то очень понравилось, как он поет.
– Да всем нравилось, – развел руками Дудин.
– Всем нравилось, а на кражу решился только один. Но это ладно, – сам себя оборвал начальник сыскной, – если эту кражу совершил не ваш работник, а человек пришлый, все равно у него в трактире должен быть сообщник. Вижу, у вас есть вопрос, и даже знаю какой, поэтому сразу отвечу. Дверь не взломана, значит, ее открыли ключами, а где пришлый человек мог взять ключи? Только у того, кто имеет доступ к ним. Вы, Иван Евграфович, если вам не трудно, снимите, будьте так добры, клетку, я хочу поближе ее рассмотреть…
– Да-да, конечно, – Дудин несколько грузно забрался на стул, щелкнул застежкой, снял клетку и, держа ее обеими руками, осторожно спустился на пол. Клетку поставил, предварительно завернув скатерть, на стол перед начальником сыскной. – Тут, прощения просим, после Локотка осталось кое-чего, так что не обессудьте, живое существо, иногда гадит…
– Ничего страшного, – успокоил его Фома Фомич, – птичий помет, говорят, примета добрая.
Золотая граненая проволока была искусно увязана в замысловатый узор, образуя куполообразное сооружение, внутри – две бамбуковые жердочки, сложенные крест-накрест. Керамические с краснинкой плошки: одна для воды, другая для зернышек. Бело-черный слой помета, от которого едко, по-куриному, пахло. Птицы разные, а помет одинаков.
– Праздник на носу, а тут такое… – ни к кому не обращаясь, бормотал себе под нос Дудин.
– А дверцу кто на клетке закрыл? – спросил начальник сыскной и легонько подергал золотую калитку.
– Да я и закрыл, – ответил трактирщик.
– Зачем?
– По привычке…
– А как ее открыть? – Фома Фомич еще раз подергал дверцу и для убедительности провел по ней пальцем, ища какую-нибудь защелку.
– О, это дело непростое, – слегка оттаял Дудин и даже улыбнулся, – эта клетка с секретом, дверцу просто так не открыть. Тут хитрость одна есть, – он подсел ближе и развернул клетку к себе, – вот этот завиток, на него глянуть, ничем не отличается от прочих, а если за него потянуть, вот так, – он ухватил двумя пальцами золотой изгиб и сдвинул его на себя, раздался едва слышимый щелчок, дверца откинулась и, спружинив, осталась широко распахнутой.
– Получается, что вор знал об этой хитрости? – спросил, не глядя на Дудина, полковник. – Кто мог заметить?
– Да получается, что только я, да баба тут у меня убирает… вот и все. А другим зачем про это знать? Но баба, что с нее взять, могла кому-то и сболтнуть.
– Она сейчас здесь?
– Да! Со всеми в комнате сидит.
– Ну что же, тогда, пожалуй, и начнем, давайте ее сюда.
3
Дудин метнулся, куда велено. Что-то там в глубине опрокинул, чертыхнулся. Раздался звук отодвигаемого засова. Послышался нестройный гул недовольных голосов, затем резкая отповедь Ивана Евграфовича. Что он говорил, нельзя было разобрать, но понятно, что-то злое. Через время вытолкал в зал бабу.
