Спиритический сеанс графини Ельской - Елизавета Вейс
На её запястьях проступила кровь. Прикусив язык, она предприняла попытки вырваться, и когда это ей наконец удалось, призрака в салоне как и не бывало. Ноги подкосились, но она успела шагнуть вперёд и ухватиться за стол.
Клубы дыма слабели. Пульсация в висках утихала, однако не исчезала до конца. И вот, когда, казалось, Мария стала приходить в себя, она выпрямилась до хруста в шее, услышав молящее:
– Ваше сиятельство…
– Почему вы не ушли? – спросила вымотанная графиня.
– Я должна кое-что сделать. Прошу, помогите мне, ваше сиятельство.
На какое-либо сопротивление сил не осталось.
* * *
Горничная проводила графиню Ельскую прямиком в комнату Катерины. Переступив порог, Мария первым делом огляделась. Интерьер обители княжны полностью соответствовал ожиданиям: просторная, светлая, наполненная тёплыми бежево-золотистыми тонами. На высокой кровати напротив огромного незашторенного окна лежали с десяток подушек, обшитых кружевом. Комод, столик и прочая мебель были расписаны цветами. Помимо обилия картин, графиня также отметила наличие книг и плюшевых игрушек на полках.
Катерина, как всегда, выглядела прекрасно, хотя на её лице были заметны следы переживаний. Попросив горничную подать чай, хозяйка разместилась на стуле с овальной спинкой, обитом голубым с белым штофом[16].
– Знали бы вы, как мучительно тянулся день. Присаживайтесь и скорее рассказывайте. – Катерина кивнула в сторону кресла.
Мария прошла в указанном направлении, но остановилась и взяла в руки пяльцы, на которые чуть не села. Небрежный рисунок в круглой раме бросили на середине. Катерине недоставало усидчивости для рукоделия, а быть может, и желания.
Отложив пяльцы на кровать, Мария вернулась и наконец заняла место с собеседницей, оказавшись с ней лицом к лицу. Графиня заметила, как Катерина то тянула пальцы к шее, то возвращала их на колени, сцепляя в замок. Казалось, сама она совсем не замечала этого.
– В последние дни я чувствую себя неважно, – призналась княжна, поймав взгляд Ельской, и выдавила улыбку.
– Что именно вас мучает?
– Я стала такой рассеянной. В желудке постоянно бурлит. Бросает то в жар, то в холод. Хоть Влас и заверил, что я в полном порядке, подозреваю, что могла подхватить какую-нибудь вредную хворь.
– Он навещал вас?
Катерина кивнула. Отвела взгляд.
– Прямо перед вами. Приходил, чтобы сообщить, что Чагин, этот часовщик, давно мёртв. Но это ведь ничего не доказывает, так? Влас утверждает, что у других просто нет мотивов убивать кормилицу. Как будто он знаком с мотивами всех жителей в городе.
Последнее она произнесла с плохо скрываемой обидой и язвительностью.
– Влас Михайлович не ошибся.
Рассказывать, что кроме Часовщика за преступлением стоит ещё одна фигура, Мария не намеревалась. Катерине и без того хватало тревог.
– И вы уверовали в то, что это проблемы с сердцем? – Княжна побледнела и стала выглядеть так, словно её собственное сердце ухнуло в пятки и перестало биться.
– Вовсе нет, – успокаивающе отозвалась графиня. – Акулину Андреевну сгубил Часовщик. Вернее, его дух.
Несколько секунд Катя только открывала и закрывала рот, её голубые глаза полыхали негодованием, а руки сжались в кулачки и разжимались.
– Я ведь доверяла вам. А вы… вы решили, что раз я убиваюсь своим горем, то проглочу что угодно?
На Марию будто вылили ушат ледяной воды.
Её не раз называли обманщицей, и вне зависимости от того, помогла ли она найти похищенных Извозчиком, обличила ли семейного тирана или поймала убийцу, – за спиной Марии шептались, где бы она ни появилась. Признаться, графиня и сама не спешила переубеждать людей относительно правдивости своего ремесла. Она не требовала от них веры. В конце концов, люди всё равно приходили в её салон. Но жгучая досада Катерины Вишневской ранила её.
«Подпустила её слишком близко и не заметила». – В груди Марии разлилось тепло, а рот наполнился неприятной горечью.
Язык тела Катерины говорил громче любых слов. Восхищение, которое Мария ловила на себе, сменилось непониманием. Нежеланием понимать.
Мария достала из ридикюля лист и развернула, провела по нему ладонью, разглаживая все сгибы, и пододвинула на центр столика.
– Сначала я отдам кое-что, а уже потом можете злиться, обвинять или проклинать меня. Как будет угодно.
Сильная обида вынуждала княжну кривить губы презрительно и высокомерно. Она нарочно не торопилась притрагиваться и смотреть на рисунок, но в итоге выиграло любопытство.
Катерина отдёрнула руку, будто обжёгшись.
– Что это? Немедленно объяснитесь! – потребовала княгиня со слезами на глазах.
На графиню навалилась страшная усталость. Она не желала ни ссор, ни выяснений. Только бы поскорее добраться до дома.
– Вы ведь и сами понимаете, что это.
– Я никогда не видела его прежде.
Память Марии невольно вернула её к разговору, который состоялся несколькими часами ранее.
Графиня Ельская могла бы испытывать неловкость оттого, что вновь пробралась в чужую квартиру, не будь с ней мёртвой хозяйки этой самой квартиры.
Акулина Андреевна давно потеряла мужа, а когда потеряла и дочь, думала, что сгинет вслед за ней. Но волей судьбы женщина обрела новую семью. Все эти годы она держалась только благодаря их любви. Благодаря белокурому ангелку, который не давал ей грустить ни дня.
Печаль кормилицы была непохожей на печаль других духов, в ней не было злобы и ядовитых сожалений. Её тоска была светлой. Акулина Андреевна скорбела из-за того, чего лишилась, но радовалась, что когда-то у неё это было.
Женщина отвела Марию в свою спальню и попросила заглянуть под кровать. В самом углу стоял сундук, где хранились кисти, краски и рисунки. Среди них и был тот самый.
Когда Катя прочитала о разноцветных бликах в небе, она стала мечтать их увидеть. До переезда в город К. кормилица жила в краях, где северное сияние было частым гостем. Она решила изобразить чарующее явление, но, к сожалению…
– Он должен был стать подарком тебе. Однако кормилица не успела его закончить. Это очень расстраивало её. Настолько, что её дух не мог найти покоя, Катя. Она согласилась уйти, если я передам её последнюю просьбу.
Мария и не думала, что барышня вот так легко поверит ей. Но Катерина прислушивалась к её словам.
– Когда придёт день, она хотела бы, чтобы ты своими глазами увидела северное сияние и завершила рисунок.
Княжна, не сдержав слёз, уткнулась лицом в ладони, словно желая отгородиться от Марии и всего мира. Графине так хотелось утешить эту девочку, но сейчас она бы этого не позволила. Единственным верным решением было дать Катерине время успокоиться и прийти в себя.
* * *
Ночь Марии прошла без сновидений. Тревожные мысли о призраках, таинственном кукловоде и знаках на другом языке оставили
