Бельфонтен и тайна Нила - Гастон Д'Эрелль
Он закрыл блокнот. Посмотрел на пальмы.
– Кто ты? – спросил он вслух. – Кто ты, убийца?
Ветер не ответил. Только шепнул что-то на арабском.
Или… ему показалось.
Глава 7. Сломанная ручка
Рассвет в Каире наступал не как утро – как испытание. Воздух был густым, как мед, и таким же липким – прилипал к коже, к мыслям, к совести. Пыль, казалось, оседала не на землю, а на душу – тихо, незаметно, но неумолимо. Жюльен Бельфонтен не спал. Он сидел у окна своего номера, с бокалом абсента и блокнотом, на котором аккуратно, как в первый день, вывел:
Когда все лгут – правда прячется в деталях.
Под ним – список:
– Амулет с иероглифами: «Месть фараона».– Надпись на зеркале – алого цвета, не графинина.– Платок под кроватью – с инициалами мужа.– Бокал с опиумом – не её.– Сломанная ручка – в руке графини.– Порез на руке Антуана – свежий.– Кто хотел её смерти? Все.– Кто мог? Все.– Кто сделал? Один.
Он закрыл блокнот. Посмотрел на Нил. На пальмы. На небо, окрашенное в цвет старого золота. Он знал: убийца – где-то здесь. Один из четверых. Или… пятый. Кто-то, кого он ещё не видел. Но он… найдёт. Потому что не ищет убийцу. Он ищет… того, кто знал, что графиня знает. И кто не мог позволить ей жить.
В 8:00 он постучал в номер Антуана Мореля.
Он открыл дверь в пижаме, с тетрадью в руках и лицом человека, который не спал три ночи.
– Месье Бельфонтен, – сказал он. – Вы решили окончательно меня добить?
– Я решил найти правду, – ответил Жюльен, входя.
Номер – строгий. С книгами. С портретом Бодлера. С сейфом. На столе – рукопись. На кровати – пиджак. На руке – след от пореза.
– Вы носите перо в рукаве? – спросил Жюльен.
– Нет. Это… от ручки.
– Ручки не оставляют таких порезов. Только иглы. Или… лезвия.
Антуан потёр руку.
– Я… писал ночью. Порезался.
– Покажите рукопись.
Антуан подошёл к столу. Открыл ящик. Там – письма. Шифровки. Одна – с печатью издательства. Дата – вчерашняя.
Он развернул.
«Уважаемый месье Морель,Подтверждаем получение вашей рукописи «Смерть графини». К сожалению, мы не можем её опубликовать. Слишком… провокационно.С уважением,Издательство «Галлимар»»
Жюльен показал письмо Антуану.
– Вы знали, что она собиралась опубликовать вашу историю?
– Да. Она… угрожала.
– И вы не заплатили?
– У меня нет таких денег!
– А в сейфе? – Жюльен указал на сейф. – Что там?
– Мои документы.
– Откройте.
Антуан замер.
– Я… не могу.
– Почему?
– Потому что… это личное.
– А убийство – нет?
Антуан не ответил. Просто сидел. Смотрел в пол.
Жюльен подошёл к чемодану. Открыл. Там – костюмы. Рубашки. И… пачка франков. Завёрнутая в газету.
– Это что?
– Мои деньги. Для… расходов.
– А почему в франках?
– Потому что… я еду в Париж. После Каира.
– Зачем?
– По делам.
– Каким?
– Литературным.
Жюльен закрыл чемодан. Написал в блокноте:
Антуан Морель – мотив: месть, унижение. Соврал про ручку, алиби, сейф. Подозрение – максимальное.
– Не покидайте отель, месье Морель. И… не трогайте документы.
Он вышел. Оставив Антуана одного. С тетрадью. С письмом. С… совестью.
В 10:00 он постучал в номер графини.
Дверь открыл портье – пожилой египтянин с усами и печальными глазами – стоял у двери, держа в руках ключ и блокнот.
– Месье Бельфонтен? Мадам Леруа сказала… вы будете осматривать. Я всё подготовил. Никто не входил. Ничего не трогали.
– Спасибо, – кивнул Жюльен. – Оставьте меня. И никого не пускайте. Даже мадам Леруа.
– Даже… мадам Леруа? – портье слегка побледнел.
– Особенно мадам Леруа.
Портье кивнул, как солдат, и исчез за дверью. Жюльен закрыл её на ключ. Повесил табличку «Не беспокоить». И только тогда подошёл к телу.
Он снял простыню.
Графиня лежала, как статуя. Глаза закрыты – кто-то сделал это за него. Губы чуть приоткрыты – как будто она хотела что-то сказать в последний момент. На шее – тонкая цепочка с крошечным кулоном в виде скарабея. На руках – кольца: одно с бриллиантом, другое – с чёрным камнем, как будто… наоборот. Жизнь и смерть. Любовь и месть.
Жюльен присел на корточки. Осмотрел руки. Ни царапин. Ни синяков. Ни следов борьбы. Только… ногти. Один – слегка обломан. Левый мизинец. Свежий скол. Как будто она царапала что-то… или кого-то.
Он потрогал её запястье. Кожа была холодной, но не ледяной. Смерть наступила не больше чем 6–7 часов назад. Между 22:30 и 23:00. То есть – через 20–30 минут после их разговора на палубе.
Он поднялся. Подошёл к столу. Там стояла бутылка «Шато Марго» 1929 года. Открыта. Пробка лежала рядом – аккуратно, не валялась. Значит, открыли не в спешке. Не в панике. Спокойно. Осознанно.
Рядом – два бокала. Один – опрокинут на полу. Второй – на столе. Оба – из хрусталя. Оба – с остатками вина. В опрокинутом – чуть больше. В стоящем – меньше, но… с отпечатком губ.
Жюльен взял бокал со стола. Повертел в руках. Понюхал. Вино. Красное. Сухое. С лёгким… опиумным оттенком. Опиум. Без сомнения.
Он поставил бокал обратно. Подошёл к окну. Закрыто. Заперто изнутри. Никаких следов взлома. Никаких отпечатков. Только… пыль. Тонкая, почти невидимая. И на подоконнике – крошечный след помады. Алого цвета. Не её. У графини была тёмно-красная.
Интересно…
Он вернулся к телу. Опустился на колени. Осмотрел платье. Белое. Шёлк. Дорогое. На груди – пятно вина. Большое. Форма – как будто кто-то плеснул. Или… как будто она упала, держа бокал.
Он осторожно приподнял край платья. Никаких следов на коже. Никаких уколов. Никаких ссадин. Только… на левой лодыжке – тонкая полоска загара. Как будто она носила браслет. Или… цепочку. Но сейчас её не было.
Где она?
Он встал. Подошёл к туалетному столику. Расчёска. Пудра. Тушь. Помада – та самая, тёмно-красная. Лежала… сломанная. Капсула треснула пополам. Свежий излом. Как будто её сломали… в спешке? Или в гневе?
Он взял помаду. Повертел в руках. На дне – крошечная царапина. Не от ногтя. От… иглы? Или от булавки?
Странно…
Он поставил помаду обратно. Открыл ящик. Там – письма. Конверты. Фотографии. Одно фото – молодая графиня, с мужчиной в военной форме. Подпись: «Париж, 1921. Навсегда». Другое
