Нерасказанное - Ritter Ka
Барон улыбается: о имениннике Толстом он слышал.
Пчелка (Ольга Петровна) срывается сразу:
– Не будет никакого поклонения Толстому!
Своих нужно поддерживать! Вместо подарков соберем деньги на украинский альманах во Львове. Франко пригласим. Я Грушевского подключу.
Точно.
Ни Каменщик, ни Профессор не откажут сестре Драгомагова.
Николай стоит бревно. Неподвижно.
Фальшь.
Как запах подгнивших листьев в теплице.
"Она же сама Пушкина переводит для малороссов."
Чикаленко переключился в режим наставления:
— Постепенность, госпожа Ольга.
Культура. Эволюция.
Не надо… этих… резких движений.
Вы лучше тотво… женский альманах выдавайте с Франкой, тоже Ольгой, как и Вы. А большие дела — это для мужчин.
В зале криво усмехаются.
Пчелка хватает воздуха ртом.
Чикаленко добивает:
— Я вот своего Шевченко скоро найду.
Молодой. Настоящего. Без плачей и этих… любовных приключений. Чтобы писал о народе. А не млел от хити.
Возвращается ко всем, громче:
— Значит, господа. По сколько сбрасываемся графу Толстому?
Взгляд скользит по залу, ища предателя, который пожалеет денег.
Так.
Этот.
Усатый.
Молодой поручик. Николай.
Тот молчит. Крутит сигарету.
Но внутри белый огонь.
Кажется, он усмехается.
Николай признал: это общество — дешевый театр.
******
Момент произошел внезапно.
Пчелка критиковала "поклонение Толстому", Чикаленко зевал, барон просил перевода.
И здесь Николай просто, четко, ровно, без повышения голоса:
— Так вы, госпожа Косач, против Толстого…
но переводите Пушкина?
Тишина.
Ольга вспыхнула. Чикаленко нахмурился:
— Это не твой уровень разговор, парень.
Не лезь, где старшие говорят.
"Мальчик" стал триггером.
Николай стоял секунду.
Затем резко удар.
По Чикаленко.
Глухо как по кости.
Стул подвинулся. Кто-то вскрикнул.
Чикаленко его за лацкан.
Николай ответил: двумя кулаками.
Драка. До крови.
Шеметы бросились растягивать.
Пара стульев опрокинулась.
Барон сорвался с места:
— Вы что, с ума сошли, маленькие русские?!
(нем. Вы сошли с ума, малороссы?!)
И вдруг остановка.
******
Чикаленко, красный как вареный рак, в сторону Ольги:
— Чего вытаращилась, глупая юбка? Тебе никогда не понять мужского разговора!
Все взгляды на Николая.
Вот сейчас он поддастся. Молодой, горячий. Настоящий мужчина.
Николай даже не оглянулся.
Вытер кровь с губы.
Спокойно сказал:
— Ольга Ольга Петровна ничем от вас не отличается, Евгений Харлампиевич.
Тишина.
Ровно.
Слипа.
Пчелка что рыба на берегу.
Чикаленко дернулся.
А Николай продолжил:
— Хотя переводить Пушкина на украинский — цирк.
Пчелка выдохнула воздух, не зная, ее обидели или поддержали.
Второй удар, у Харлампиевича:
— Вы Толстом сосете, а она Пушкина вылизывает. Забыли, что украинского языка не существует?
Рабы.
Кто-то перекрестился.
Николай набрал воздух.
— Ольга Петровна, доченьке привет от меня. Цветочки. Хотя одна не станет подстилкой под русский канон.
Все знали, что Леся – единственная, кто не кланяется империи.
Единственная чистая.
Ольга знала, что Николай друг ее Леси.
Никто не дышал.
******
Михновский поднялся, поправил мундир, смахнул пыль с манжетов.
Бросил:
— Барахтаетесь в дерьме. Так ничего не добьетесь.
Вернулся.
Вышел.
Дверь хлопнула.
Шеметы смотрели, не моргали.
Пчелка бледнела.
Чикаленко кипел, но молчал.
******
Публика шептала:
- Кто он?
Николай. Михновский.
Вышел под витражи.
Остановился.
Уперся ладонями в камень.
Дышал глубоко.
«Сделаю сам, без вас.
Закрыли эту дверь — я пойду через другую.
Черные. Но свои.”
С этой публикой дела не будет.
“Просите разрешения жить.
Я не буду спрашивать”.
Взглянул на Чикаленко в дверях.
Мелькнула искра:
“А тебе, Харлампиевич…
Я найду такого Шевченко без хити... — что будет писать хером.
Не будешь знать, как обойти цензуру.
И редакцией твоей буду управлять, даже если ты этого не узнаешь.
Вот увидишь”.
Плечи распрямились.
Родился Николай.
Он.
ВОЗ.
Не будет просить.
> МОНОГРАФИЯ. М. Михновский обожал садоводство, культивировал розы.
Знал с Франко.
Дружил, переписывался и поддерживал Л. Украинку и А. Кобылянскую.
Шеметы были самыми близкими друзьями.
Выступал за:
создание армии,
автокефалию украинской церкви. Но прежде всего, за признание украинским отдельным языком.
> ПРИМЕЧАНИЕ. Брат Николая Юрий, архиепископ Черниговский, настоятель Св. Софии. Расстрелян 1937 год.
> ПРИМЕЧАНИЕ. Имение Штейнгеля 1901г. купил врач Лапинский. С другой стороны того же участка возвел "Замок врача". В нем 3 года жил С. Петлюра.
II. ОЛЯ
14 ноября 1918 г.
Киев, Маловладимирская, 60.
Замок врача,
Квартира #3
Оля собиралась. Ехать. Пока можно.
Симон сказал. Вчера заскочил Максим:
— Ольцю, будь готова.
Два дня в этой квартире:
как получила ордер об увольнении мужчины.
Летняя пыль.
С конца июля здесь никого.
Все замерло со дня ареста.
Симон всюду. В каждом штрихе.
Сигареты в чашках.
Учебники английского языка с ложечками, воткнутыми вместо закладок.
Рубашка с незаконченным шевроном.
Кровать.
Смотрит долго.
Закрывает глаза.
Когда в последний раз?
Память всплывает. Печерск. Военная школа. Одеяло натянуто.
У них было время. Им не мешали.
Подкатанное разделение платья. Закрытые глаза. Горячее дыхание между ее бедер.
Язык чертит узелки.
Каким-то ритмом. С повторами.
Ее обе руки ему в чубе. Вокруг холод, а у них под одеялом тепло.
Поднял голову. Провел губами по ее талии и поднялся к поцелую. Уловила его рот сразу.
Руки скользнули ему под ворот на спине.
Той шрам.
Провела пальцами – он тихо выдохнул и снова опустился между колен.
— Żyj… — сказала она сперва тихо.
А потом ближе к уху, резко, как приказ:
— Żyj. (поль. живи)
И снова вцепилась в чуб, пальцы ног сжались в колючих носках.
А здесь? Дома? На кровати?
Было?
Пустота.
Как будто кто-то выпотрошил часть жизни.
Сюда в эти стены уже не вернется. Симон или станет главным.
И тогда будет новое жилье.
Или… она станет вдовой…
Ничего хорошего.
Сколько раз убегала, но сейчас невыносимо.
Выдохнула.
Ехать. К малышке. В Чехию.
С Максимом. Хорошо, что он есть.
И Масарика навестит, если пустят.
******
Два чемодана. Навалилась. Едва застегнула.
Жизнь не упаковаешь.
В ногах все время рыжий хвост.
Марек.
Нервничает.
Нявкотить.
Находился в оккупации, сидел под обстрелами. Выжил, пока Симон был под Крутами и спасал правительство в Житомире. Вернулся в марте.
Грел ее Симона.
Олю озарило: вещи — пыль.
Бери хвостик.
Но как?
Он же уйдет еще на перроне.
Надо портупейку…
Хотя бы ошейник…
Ремень. У Симона точно есть. Посмотреть в шкафу.
Формы разных войск рядами на вешалях.
Серые, зеленые, песочные, синие.
Летние, полевые, парадные.
Пояса не подходят. Симон любит широкие. На кота не приклеишь.
Последняя. Шикарная черная форма с серебряной ветвью. Долгая. Новая. Не видела, надевал ли. Пожалуй, хороший.
Карманы…
Метал.
Вытащила.
Складной нож. Засохла кровь на лезвии.
Тонкий ремешок.
Чужие подтяжки.
У Симона всегда чужие вещи:
поясные жести, портсигары, зажигалки, крестики, латунные пуговицы из чужой одежды.
Ремешок удивительный: черный, узкий, легкий. Нежная гибкая кожа. Дыры по всей длине, пробитые руками, шилом. Что им пристегивать?
Марек подойдет.
Я взял это.
Подгоняла коту.
Как раз по его узкой шее.
В круглых желтых глазах возмущение: посягнула на кошачью свободу.
******
Максим вошел тихо. Свой. Родной.
Обнял.
Оля вжалась в его теплые плечи. Поцеловал ей макушку.
Постояли.
Пошли.
Купе хорошее. На двоих.
Максиму как министру дали.
Посадил Марека на колени.
Оля смотрела в окно.
Сердце грызли новости из Полтавы.
Об Ольге Алексеевне.
Свекровь.
Ирония. Две Ольги Петлюры. Даже инициалы А.А. сходятся.
В Полтаве… старуха… умирает.
Вспомнилось. В этом году.
Оля принесла все деньги в банк и погасила родственные долги.
Бесполезно. Ее в том доме не любили. Пили кровь.
Сначала грех: невенчанная, совокупляющаяся с их сынишкой.
Потом – неправильный ребенок:
вместо казака "это" - девчонка.
Затем: почему ребенок один?
Не хочет рожать от нашего Симона?
Ему нужны наследники!
Талию бережет?
Было бы что… тоже мне красавица…
Ленится? А десять коров не хочешь?
Не благодарна Богу за "такого человека, он же святой, обратил внимание на такую, как ты, дураку"!
И присыпкой на торте: чужая!
Полька.
Вражеская кость.
Оля смотрела на темноту за окном и не знала, увидит ли еще свекровь.
Марек и Максим. Явно обнаружили друг друга. Рудык вибрирует.
Максим ласкает кота, и… крутит пальцами ремешок.
Оля сначала не обратила внимания.
Но потом заметила движения странные, машинальные.
Он будто опутывает
