Искатель, 2002 №1 - Сергей Кузнецов-Чернов
У автомагазина стоял «Мерседес», лоснящийся черный красавец, и у дверцы водителя сидел — не может быть! — бассет. Коротконогий и большеголовый, длинноухий и большеглазый французский бассет, одна из самых модных декоративных пород и, значит, дорогих. Кобель. Сидит, смотрит кроткими глазами. Широкий кожаный ошейник, поводок привязан к ручке дверцы. И хозяин подходящий, вон лайба у него какая, не слабее собаки.
Ольга улыбнулась бассету, и он немедленно встал на свои короткие крепкие лапы. Поднял удивительные на огромной морде выразительные глаза и стал смотреть, не отрываясь, ей в лицо. В глазах собачьих Ольга с удовлетворением высмотрела восхищение и почти подобострастие. Такие же глаза очень часто бывали у мужчин, когда им удавалось хоть на секунду встретиться взглядами с Ольгой. Готов. Где же хозяин? В магазине? Надо подождать. Бассеты весьма умны, обладают великолепным нюхом, но коротконоги. Ей с ним быстро не убежать. Голос они подают редко, собаки-философы, собаки-созерцатели, вряд ли бассет будет гавкать, но рисковать Ольга не желает.
А вот и хозяин. Довольно легко подбежал к «мерсу», хотя явно в почтенном возрасте. Но в новеньких обтягивающих джинсах, вельветовой рубашке и узконосых туфлях на высоких каблуках. Видимо, рост себе добавляет. И вообще, наряд не очень вязался с рыхлой, обвисшей кожей лица, тронутого временем, с огромной, как у бассета, с залысинами головой и с маленькими заплывшими глазками. Тем не менее, пес и хозяин были странно похожи: оба большеголовые, коротконогие и, вероятно, смирные, у обоих обвисшие морды (ха-ха!) и кроткие умные глаза. Правда, у пса размера на три больше, нежели у человека. Совсем особенные отношения у этих двух, грех было не попользоваться. Да и бассет помнил об Ольге, оглядываясь и бросая косые взгляды, полные отчаянной надежды.
Мужчина открыл машину, влез в бардачок, нашарил объемистый бумажник и, держа его в руке, задом выпятился из машины и захлопнул дверцу. Наклонился к бассету, тронул ласково большую голову, прошептал: «Сиди, сиди, Фил. Я скоро», — и все таким же молодящимся упругим шагом-бегом исчез в магазине.
Ольга, не мешкая ни секунды, твердо подошла, на ходу открыла перочинный нож, перерезала одним точным движением поводок, намотала на кисть. Повелительно положила руку на голову пса. Бассет скосил золотистый зрачок и повел носом в сторону голых стройных ног. «Пойдем, Фил, ко мне», — предложила Ольга ровным, не сомневающимся голосом. И, конечно, не ошиблась.
Сердце колотилось заметно быстрее, до тех пор пока они не скрылись под аркой проходного двора. Ольга не бежала, нет. Хотя очень хотелось, просто невмоготу. Но она сдерживалась из последних сил, вышагивая размеренно и не быстро. Бассет невозмутимо семенил рядом. Спина застыла, как после подлопаточной прививки, в ожидании крика и воя автомобильной сигнализации. Обошлось. Едва скрывшись под аркой, Ольга подхватила на руки довольно тяжелого пса и что есть духу рванула по длинному извилистому двору к выходу на другую улицу. Бассет не возражал и даже не пискнул, вероятно, полагая, что незнакомке с пленительным запахом он может позволить все.
Вот так неожиданность. Нос к носу столкнулась с Егором. Лицо насупленное, хмурое. Куда делась его знаменитая улыбка до ушей? Смотрит в упор. Черт бы побрал влюбленного дурня. А впрочем, возможно, он и кстати? За его коренастой фигурой поблескивал серым боком автомобиль. Ну-ну. Откуда это у него автомобиль?
— Прокатимся? — выговорил Егор сквозь сжатые зубы.
— А как папочка? Не заругается?
— Моя это машина. Не папочкина.
— Твоя?! Откуда?
Все-таки непривычное у него выражение на лице, Ольга такого еще не видела. Решительно сжатые пухлые губы, изгиб которых, внимательно наблюдая, можно назвать и презрительным. Вот только по отношению к кому? К ней, Ольге? Или к себе? К собственной личности, на что-то решившейся?
— Не важно. Так сядешь или нет? — И отчаяние пролетело во вскинутых на миг зрачках, как птица.
— Поеду! — вскрикнула вдруг Ольга, прижимая к себе безмятежно созерцающего мальчика с девочкой флегматичного бассета Фила.
И тут случилось именно то, чего Ольга, конечно, ждала. Губы Егора разошлись к самым ушам, блеснули безупречные зубы, сморщился нос, и прочь улетело облачко хмари с лица Егора, сдутое сильным ветром Олиного обаяния.
А он смешной… И славный… Но тут Ольга ощутила то, чего уж никак не ожидала, — вскипающую волну нежности, непонятно из каких глубин ее самолюбивого существа взявшуюся. И так эта волна необоримо вскипала, поднимаясь вверх, к сердцу, неся вместе с собой что-то искрящееся и радостное, что совершенно врасплох застала Ольгу, и девочка закричала, пытаясь задавить, удушить позорную нежность к влюбленному дурню в зародыше:
— Да! Едем кататься! Я хочу!
Егор мгновенно, в лучших традициях западных киномелодрам открыл перед нею правую дверцу. Ольга забросила бассета на заднее сиденье и уселась сама. Дверь чмокнула, захлопнувшись, и Егор, обежав автомобиль, запрыгнул за руль. Несколько ловких манипуляций с ключом, с рычагом переключения передач, с педалями (в самом деле, как не суетливо, но быстро и точно действует этот мальчик, казавшийся Ольге таким лопухом), и машина, вильнув, рванула к набережной, в сторону закатывающегося вечернего солнца.
— Быстрее можешь?
— Могу.
Автомобиль пробежал набережную, забрался по развязке на мост, обогнув тяжелую неуклюжую церковь, и рванул, фыркнув, через мост, и дальше, к основному проспекту разраставшегося не спеша российского городка.
— Здорово! — вырвалось у Ольги. Удивительное у нее было состояние, хотелось смеяться, петь, визжать от восторга, и объяснялось это странное, давно ею не испытываемое бесшабашное настроение не только наличием под нею мощного красивого автомобиля, несшего ее в своем комфортабельном чреве со скоростью восьмидесяти километров в час,
